Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых
Шрифт:
Приемная гуковского градоначальника выглядела скромно. Узкая, как трамвайчик, темная. Стол секретаря в дальнем углу. Начальник гуковской жандармерии Стасов поздоровался с секретарем на ходу, сразу вошел в кабинет. Фадеев последовал за ним.
Кабинет был под стать приемной – простая офисная мебель, гипсокартонные стены, лампы дневного света на потолке. Примечательными были окна: в двух стенах, позади стола градоначальника и по левую руку, они давали столько света, что в кабинете было почти так же светло, как на улице.
Градоначальник оказался мужчиной плотного телосложения с мощными руками. Черные волосы его начали седеть. Темные глаза градоначальника внимательно и в то же время доброжелательно вглядывались в майора жандармерии. Примерно такими, как Шубин, и представлял себе Фадеев казаков. Особенно казаков в возрасте. Ширококостными, солидными, сильными и не слишком торопливыми.
– Рад приветствовать вас на донской земле, – градоначальник широко улыбнулся. – Благополучно добрались?
– Так точно, – коротко ответил Фадеев. – Спасибо, что согласились принять, невзирая на занятость.
– Тема важная, – ответил Шубин. – Сверхважная. Люди прослышали о монтаже оборудования. Волнуются.
Стасов кашлянул.
– Найти бы тех, кто вредные слухи распускает…
– Слухи, конечно, на пользу делу не идут, – ответил Шубин. – Только народ должен знать. У нас край вольный, люди ответственные. Есть и отчаянные. Надо ли бомбу у них под ногами взрывать? Вот в чем вопрос.
– Виктор Васильевич! Все говорят о вас как о человеке государственном, – взял быка за рога Фадеев. – Подземный взрыв на глубине около километра практически безопасен. В случае повреждения строений наверху – такое развитие событий маловероятно, но не будем исключать его полностью – владельцам будут выплачены компенсации. Угроза же радиоактивного заражения отсутствует, как таковая. Бомба «чистая», от поверхности ее отделяет километр горных пород. Это всё равно, как если бы ядерный заряд взорвали в пятистах или семистах километрах от города.
– Хотелось бы верить.
– Я даю вам гарантии. И, главное, всё уже решено.
– Решено? Тогда зачем мы с вами встречаемся?
– Потому что местное самоуправление никто не отменял. Глава исполнительной власти и народные представители имеют право знать о предстоящей операции. Я не только привез пусковой ключ – мне дано поручение информировать вас и получить вашу подпись на акте согласования испытаний. Вот он.
Фадеев достал гербовую бумагу, протянул Шубину.
– Вы присаживайтесь. Чаю попейте, – предложил градоначальник, забирая документ. – Или давайте вообще съездим, пообедаем? У нас купец Каибов замечательное заведение открыл, «Эдем» называется…
Фадеев внимательно взглянул на Шубина. Искренне предлагает, не в качестве подкупа. Может, и правда пообедать? У Стасова в жандармерии и бутерброда не нашлось – аврал. А полдень близится…
– Но ведь мы еще должны встретиться с депутатами? – спросил после паузы майор.
– И с депутатами встретимся. Люди всё понимают. Если им объяснить, – уверенно заявил Шубин. – Особенно если монаршее соизволение получено.
Фадеев вновь посмотрел в глаза Шубину. Градоначальник совсем не прост. Знает, что государь император еще не завизировал распоряжение правительства? Но откуда? Скорее, только догадывается. Вычислил. Только на государя императора не в силах повлиять министры – где уж сделать это градоначальнику провинциального шахтерского городка? Независимо от его мнения по поводу предстоящих испытаний.
– Таким образом, есть основания предполагать, что запланированный эксперимент по сглаживанию колебаний струн одиннадцатимерного континуума – так называемого «первичного пространства» – путем суперпозиции трех подземных ядерных взрывов, сможет улучшить социально-экономическую обстановку империи, облагородить нравы и пойти на пользу имперскому хозяйству, – прочитал Воронцов и отложил бумагу в сторону.
Игнатьев вздохнул:
– Чушь какая-то. Совсем ненаукообразно.
– Да еще и сложно, – добавил Воронцов. – Континуум, суперпозиция…
– Можно было бы написать совсем просто. «Взорвав три бомбы в трех точках пространства, мы создадим устойчивый вихрь, который войдет во взаимодействие с другим вихрем, поглотит его и сгладит возмущения, производимые в одиннадцатимерном континууме»…
Воронцов засмеялся:
– Как не пиши, а от континуума не уйти. К тому же двадцать семь миллионов полновесных золотых рублей уже потрачено. Подписывай, не подписывай… Только на социальных выплатах, буде таковые последуют, сэкономить можно.
– Значит, подпишет его величество? – спросил Игнатьев.
– Я предсказывать не берусь, – ответил Воронцов. – Обычно государь соглашается с решениями правительства. Но тут – материя тонкая… Заботу о благоденствии подданных можно проявить по-разному – и с той, и с этой стороны.
В прихожей загудел колокол – мелко, просительно.
– Пойду, посмотрю, кто там явился, – сказал Игнатьев.
– Горничная должна дежурить в квартире постоянно! Средства тебе позволяют содержать не одну горничную! – раздраженно проговорил Воронцов.
– Да ладно… Чего там… Не привык я. Мне одному как-то уютнее.
Игнатьев вышел в коридор, открыл дверь, закрыл.
– Посуду продают. Китайскую, жаропрочную, – объяснил он, вернувшись.
– Разве законно торговать посудой вразнос? – удивился Воронцов.
– Не знаю. Часто приходят. То посуда, то лекарства. Куртку кожаную предлагали недавно.
– Зачем тебе куртка?
– Не знаю. Но мне тогда идея показалась привлекательной, – смущенно ответил Игнатьев.
– Неужели купил?
– Да. На рыбалку ездить. Думаешь, влияние моего двойника из соседнего мира?
– Возможно… На самом деле, это влияние куда сильнее, чем кажется. Так я думаю.
– И в чем это выражается?
– В прямой связи выражается, – Воронцов как-то странно скривился. – Ты не замечал: живет человек, живет… Хороший, добрый, и ничего не предвещает. И вдруг – тяжелая болезнь. Смертельная. В свои лучшие годы он мучительно умирает. Думаешь, Бог так распорядился? Нет, не Бог. Но и не дьявол. На жизнь и здоровье человека власть ему не дана.