Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых
Шрифт:
– Что ж, удачи.
Фадеев зашагал к вокзалу, полагая, что автомобильная стоянка располагается там. Тычков нахмурился и покачал головой, перечтя плакат Лизы, и затрусил следом. Дышал он тяжело – в сорок пять лет с лишним весом сильно не побегаешь.
Колокол рядом с входной дверью загудел низко, солидно. Значит, и человек, который дергал цепь звонка снаружи, был основательный, солидный. Судя по звуку – профессор Воронцов. Ярко выраженные аристократические нотки слышались
Собственно, профессора Воронцова и ждал профессор Игнатьев. Старый друг, давний оппонент, самобытный философ должен помочь интерпретировать математические выкладки, прежде чем Игнатьев отправит их в президиум Академии наук. Там их редактировать не станут – все решения давно приняты, документы председателем правительства подписаны. Нужно только отправить бумаги на высочайшее утверждение. А государь император просто так визировать предложение правительства не станет. Ему нужно объяснить. Но как объяснить, если он не физик, не математик и даже не инженер? Для таких случаев и существуют общепризнанные авторитеты…
А докладывать скоро! Эксперимент назначен на завтра. Специально ли председатель правительства так долго тянул с визированием? Скорее всего. О необходимости подготовки пояснительной записки Игнатьеву объявили только утром. Хорошо, что Воронцов оказался в городе, а не в загородном имении или за границей…
Игнатьев с усилием открыл тяжелую дубовую дверь. Пожалуй, и правда нужно заказать гидроусилитель. Или, по крайней мере, смазать петли. Воронцов вступил в гостиную, недовольно огляделся.
– Когда уже дворецкого наймешь? – мрачно спросил он. – Куда мне трость деть, скажи на милость? Такое в правилах этикета не прописано – хозяину трость отдавать. А прислонять ее к стене – вообще моветон. Ты свои трости в шкафу держишь?
– В шкафу, – улыбнулся Игнатьев, открывая дверцу резного дубового шкафа и забирая трость у Воронцова. – Ты уж извини, кухарку я отпустил, горничную тоже. Но пироги есть, а кофе я сам сварю.
Прошли в столовую. Там вкусно пахло свежеиспеченным тестом. Пирогами Воронцова, который держал дома не только кухарку, но и повара-француза, удивить было сложно, но у каждой кухарки свои пироги. Воронцов потер руки, ощутив сытный запах.
За кофе о работе не говорили. Смаковали тонкий аромат изысканного восточного напитка, жевали кулебяки, вздыхали. Не тот уже возраст, чтобы выпить коньяку, закусить черным виноградом да затянуться кубинской сигарой, а потом работать всю ночь. Только пироги и остались. С капустой. И со сметаной, если не пост. Хорошо, что работать врачи разрешают пока без ограничений.
– Слыхал – в Ливии мятеж? – спросил Воронцов.
– Будет, как в Египте, – отозвался Игнатьев. – Ты, кстати, ездил в Египет?
– Смотрел пирамиды в молодости. По дороге на эфиопские пляжи.
– А
– Полбеды, что стреляют, – вздохнул Воронцов. – Беда в том, что на танке туда не поедешь. А надо бы. Опять «англичанка» гадит.
– Ничего. Авось, скоро гадить не так сподручно станет.
– И у англичан суперкомпьютеры есть, совсем как у нас, – заметил Воронцов.
– Наши – лучше, – отозвался Игнатьев. – И, главное, мы раньше операцию проведем.
– Тишь да гладь, – усмехнулся Воронцов.
– Тишь да гладь, – повторил Игнатьев.
Яцутко на разбитом «москвиче» ждал Лизу в трехстах метрах от вокзала. На переднем сиденье по-хозяйски уселась Оксана. Щеки у нее были румяные, хотя вряд ли она бродила по улице, как Лиза. Наверное, целовались с Артемом. Лизу такое поведение товарищей раздражало. Не то чтобы она была влюблена в Яцутко, не то чтобы соперничала с Оксаной. Но…
Архангельский и кисловодский поезда Лиза агитировать не стала. Отделалась от жандарма, и ладно. Пусть Оксана подежурит, если надо. Но вряд ли она захочет.
– Происшествий не было? – поинтересовался Яцутко, выходя из автомобиля.
Оксана демонстративно сидела в машине, не выражая никакого желания забрать у Лизы плакат и постоять с ним на ветру у проходящего поезда.
– Нет, товарищ Артем. Кроме одной встречи.
Яцутко забрал у Лизы плакат, уложил в багажник. Сели в автомобиль, и только после этого Артем тихо, словно боясь, что подслушают, спросил:
– Что за встреча?
– На перроне ко мне подошел жандарм. В высоком чине, с саблей. Приехал на поезде, – доложила Лиза.
– Пытался задержать? – осведомился идейный вождь гуковского ленинского кружка.
– Нет. Сказал, что он тут с проверкой. Можно пожаловаться ему на местных сатрапов. Был настроен доброжелательно…
– Вот бы его убить… – мечтательно протянула Оксана.
– Дура! – выдохнул Яцутко. – Что болтаешь? От тактики террора отказались еще в девяностые. Непродуктивно.
– А шум бы вышел на всю страну, – не отступила от своего мнения Оксана. – Лизка вон говорит – высокий чин. Отомстили бы за соратниц. Прославили бы город.
– Ты убивать будешь? – холодно осведомилась Лиза.
– Кому партия прикажет.
– Поехали, – прервал зарождающуюся дискуссию Артем. – Лиза замерзла.
«Москвич» задребезжал, трогаясь с места. Из вентиляционных отверстий подул теплый воздух, и Лизе захотелось спать. Она прикрыла глаза и почти сразу же оказалась на холодном перроне рядом с усатым майором жандармерии, смотревшим на нее с насмешливым интересом.