Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых
Шрифт:
– Арестовать вас все-таки придется. И примерно наказать, – хитро улыбнувшись, проговорил майор, перекладывая черный чемоданчик из правой руки в левую. Наверняка намекал, что наказания можно избежать… Если…
– Зря надеетесь, – холодно ответила Лиза, выхватывая из ридикюля маленький черный пистолет и нажимая на спусковой крючок. Однако вместо грохота раздалось только сильное дребезжание. Дребезжал чемоданчик майора, словно окутывая его защитным полем.
Лиза открыла глаза. «Москвич», подпрыгивая на ухабах плохой дороги, обгонял черный
– Жандармы, – сквозь зубы процедил Яцутко. – На дорогих машинах катаются. Им не «москвич», им «Уральский автозавод» подавай. Представительского класса.
– Сволочи, – отозвалась Оксана. – Жируют за народные деньги.
– Вот и местные ленинцы, – Тычков указал на старый зеленый «москвич», трясущийся по дороге со скоростью километров тридцать в час. – Пикетируют, понимаешь. Точнее, сейчас уже возвращаются. В городе их не особо приветствуют, вот и ездят на станцию. Типа как агитация.
– Пусть пикетируют, лишь бы бомбы не взрывали, – отозвался Фадеев. – А в городе, стало быть, спокойно? Революционная активность понимания не встречает?
– У шахтеров всегда проблемы, – вздохнул Тычков. – Работа тяжелая. Адский труд, что там говорить. На уголь спрос упал. Но только Бешеные Курицы им совсем безразличны. Даже злят. А с экономическими требованиями к владельцам шахт профсоюзы обращаются. Сами понимаете, с профсоюзами у власти дружба. Стало быть, ленинцы в пролете. Сложно всё…
Фадеев не стал спорить. Конечно, сложно. Доклады в Москву регулярно приходят.
– Стасов что, отчеты для Москвы пишет?
– Так точно. Просил извиниться, что встречать не поехал, – доложил Тычков. – Спит в кабинете. Я и то дома уже три дня не был.
– Понимаю… Я бы и сам добрался, но ключ на такси не повезешь. Опасно. Поэтому и попросил машину. О визитах Стасов договорился?
– Так точно. Всё подготовлено.
– Помимо ключа, мне ведь нужно официальное согласие от местных властей получить.
– Городской голова занимается. Демократия, понимаешь… Государь-император им не указ, что ли?
– Император еще решение не завизировал. Сегодня вечером должен.
– А завтра рванут?
– По плану так. Вы с чем-то не согласны, Арсений?
Тычков замялся.
– Кому оно понравится, когда бомбы под ногами взрывают, ваше благородие? Да еще атомные. Нам здесь жить, господин майор. Как оно будет-то?
– Лучше будет. Причем всем. А уж хуже точно не станет.
– Всем лучше, а нам страдать?
Фадеев не мог ответить на прямой вопрос подпоручика. Он был уверен, что технологии, предложенные академиками, безопасны. Но все-таки… Шахтные воды. Трещины в земле. Подземные толчки. И извечный вопрос обывателей: почему мы? Почему у нас? Хоть и для всеобщего блага? Пусть соседи постараются. А мы чем хуже других?
УАЗ въехал в населенный пункт. Примерно таким и представлял себе Фадеев шахтерский поселок. Двухэтажные домики с серыми, припорошенными угольной пылью стенами по одну сторону
– Самый старый поселок, шахта «Ростовская», – пояснил Тычков. – У нас город на поселки разбит. Между ними – поля. Сейчас мимо Чуевки проедем – там наш городской голова, кстати, живет. Потом автовокзал, а после него хутор Марс и поселок шахты «Гуковская».
– Там расположена городская управа? – уточнил Фадеев.
– Там. И жандармерия, и полиция. Вся власть. Только здание угольного концерна в поселке шахты «Антрацит». Тоже своего рода средоточие власти.
Концерн Фадеева интересовал мало. Согласование работ с его владельцами давно получено. Профилактические мероприятия проведены. Шахту «Алмазная» владелец продал военному министерству со всеми потрохами, а о готовности к рукотворному землетрясению руководство других, еще работающих шахт, отчиталось неделю назад.
– Тишь да гладь, – в который раз повторил профессор Воронцов.
Выпили уже по три чашки кофе. Игнатьев перебирал выкладки и диаграммы, Воронцов поглядывал на формулы скептически. Старый философ полагал, что математикой человеческую жизнь не измеришь. Хотя и без математики никуда.
– Что тебя смущает? – Игнатьев раздраженно бросил бумаги на темный дубовый стол. – Зла станет меньше! Или всё же нет?
– Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо, – проговорил Воронцов.
– «Фауста» я читал. В молодости. Ты хочешь сказать, что, если никто не будет мутить воду, жизнь остановится?
Воронцов усмехнулся:
– В нашем возрасте желание не мутить воду естественно. Революции совершаются молодыми. Причем не только социальные революции. А живем ли мы в лучшем из миров? Нужно ли нам развитие? Только ли вред приносят вихри?
Игнатьев взял пухлую кожаную папку с золотым тиснением «Его Императорскому Величеству». Потряс ею почти перед самым носом Воронцова.
– Нам доложить надо! – Профессор физики сделал ударение на слове «доложить». – А я докладывать не умею! Формул государь император не понимает.
– Я тоже не понимаю, – усмехнулся Воронцов.
– Ты картину понимаешь, – возразил Игнатьев.
– Как человек, сидящий в пещере и наблюдающий за тенями, – ответил Воронцов. – Колебания мод одиннадцатимерной вселенной, отражающиеся на нашей, четырехмерной, анизотропной… Кстати, намедни любопытную книжицу прочел… «Тысяча девятьсот сорок пятый». О том, как ленинцы, победившие в революцию, воевали с немцами. И победили их, и подняли империю на небывалую высоту после страшных поражений… Как физика говорит – есть такой мир? Существует в массе суперпозиций и вероятностей?