Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых
Шрифт:
– Если нужно для службы, готов и коммивояжером стать! – отчеканил Макаренко.
– Кто знает, вдруг и пригодится… Нигилисты этим не брезгуют.
Когда, выполняя распоряжение «персонифицировать зло», штабс-капитан Макаренко приехал в Москву, возле университета зрели очередные беспорядки. Сотрудник пятого делопроизводства был одет в штатское и без восторга наблюдал за происходящим, соображая, как ему попасть в университет, где как раз сегодня профессор Соколов должен был читать очередную лекцию.
На штабс-капитана налетел клубок из двух возбужденно спорящих мужчин. Один выглядел худым, изможденным и нервным, зато второй прямо-таки излучал благополучие, и его хороший костюм под распахнутым летним пальто резко контрастировал с потрепанным одеянием первого.
– Но как ваш редактор мог такое написать?.. – продолжал внушительный начатый ранее разговор.
Худенький ответил невнятным бормотанием. Макаренко посторонился, но через два шага спорщики уперлись в стену с гобеленом. И вопрос прозвучал снова:
– Как он мог сказать «вислощекие философы»? Разве я вислощекий?
Мягко сказано, подумал Макаренко.
– Да что вы, – внятно, но устало отозвался худенький. – Вы просто немножко мордатенький!
Дюжий охотнорядец, протолкавшись поближе, пристально уставился на худенького и вдруг вскричал:
– А что это у тебя, басурманин, уши такие… прям лошадиные? Ты человек аль нет?! Может, ты елф поганый, а?
Толпа недобро загудела. Макаренко, которому доселе не доводилось сталкиваться с методикой распознавания преступников по форме ушей, сориентировался быстро и буквально поволок худенького за собой к полицейскому кордону.
Вскоре выяснилось, что обладатель неправильных по меркам Охотного ряда ушей – вовсе не злоумышленник, а репортер одной уважаемой газеты.
– Вот так, пишешь-пишешь во славу государя и отечества, а всё равно чуть не пришибли, – сетовал он. – Премного вам благодарен, сударь, а вы не заметили, куда делся этот либеральный паскудник?
– А кто это был?
Репортер назвал фамилию, которую Макаренко доводилось не раз встречать в совсем других изданиях.
– Наш редактор в своей колонке написал о безответственно подогревающих общественные страсти вислощеких философах, а этот, видите ли, обиделся… на свой счет принял. Хотя да, уж у него-то щеки со спины видать!
Сотрудник пятого делопроизводства невольно хихикнул.
– А вас, сударь, какая злая судьба занесла в это место и время?
Макаренко, разумеется, умолчал о месте службы, но поведал о чокнутом профессоре, к которому он-де приехал, чтобы взять интервью для академического альманаха…
– Профессор не чокнутый, – категорично сказал репортер. – Он мой крестный.
Вокруг университета было неспокойно весь день, тем паче, что господа студенты вовсе не собирались быть безропотными жертвами «колбасников», а потому уже начали ломать скамьи в аудиториях и лестничные перила, запасаясь импровизированными дубинками.
Дело кончилось тем, что, не застав профессора в университете и даже у него на квартире (г-н Соколов уже уехал за город), репортер и штабс-капитан поплелись на Брестский вокзал.
– На пригородный вечерний успеем, – заверил Сергей (так звали журналиста).
Действительно успели и, проведя чуть больше часа в пути, вышли на станции с трогательным названием Жаворонки. Еще из вагона Сергей показал новому приятелю «и можно сказать, коллеге» небольшой, но приметный дом в готическом стиле – это-де и есть обитель профессора.
Добравшись туда, Макаренко и репортер застали не только самого хозяина, но и местного полицейского пристава, который поведал, что деревенские косари умудрились-таки изловить одно из странных существ, пугавших округу в последнее время, и запереть его в амбаре.
– Так что вы уж, Лев Васильевич, не откажите отправиться туда со мной и освидетельствовать эту тварь, – говорил пристав. – Мужики темные, им всё бы сказки дедовские вспоминать. А тут в вашем лице наука современная!..
Профессора, судя по блеску его глаз, убеждать особо не требовалось.
– Я же не зря говорил вашему начальству про древнее зло, – обратился он к штабс-капитану. – Вот и доказательство, что это вовсе не галлюцинации!
На дальний хутор отправились все вместе, ибо репортер тоже не желал оставаться в стороне. Однако еще по дороге пристав встревоженно пробормотал:
– Что-то гарью тянет…
Оказалось, что амбар, в котором мужики заперли свою добычу, внезапно вспыхнул и за считаные мгновения сгорел дотла. И никаких костей на пепелище не обнаружилось.
– Утек, подлец! – закричал один из местных жителей, увидев представителя власти в лице пристава. – Как есть утек, ваше благородие! На болото свое поди опять подался.
– Архип, ты его сам-то видел? – строго спросил пристав.
– Да и не его одного, ваше благородие! Они там прямо толпой бродят…
– А какие они? – вмешался Макаренко.
– Да как сказать… Вроде и на людей похожи. Однако бормочут чудно, в деревню не идут, хотя на девок и баб молодых очень даже поглядывают. Глаза в сумерках светятся у них, ну прямо как у волков. Люди по деревням пропадать начали, вот ведь незадача какая.
– И у вас, вот здесь, пропадали?
– Так еще в прошлом годе двое парней сгинули! Старики говорили, их нечисть на болото утащила. Вот мы и решили изловить нечисть-то эту. А он утек, подлец эдакий…
– Дядя Архип, – воскликнул подбежавший мальчишка, – а ведь там кажись, следы остались.
Пристав и штабс-капитан переглянулись. Азарт манил в погоню, но солнце уже касалось горизонта. А ночью на болоте делать явно нечего. Поэтому на последовавшем импровизированном совещании было решено заночевать на хуторе и ранним утром отправиться на поиски.