Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых
Шрифт:
Слабость навалилась на князя, новый приступ боли скрутил внутренности, стало темнеть в глазах.
– Стойте! – приказал он. – Будет нам ехать. Уже наездились. Вынесите меня.
Расстеленный ковер, белые облака над головой, последний вздох того, кого во всей России любили, боялись, ненавидели…
…Екатерина проснулась, задыхаясь от немого крика. Отдышалась, перекрестилась, вознесла молитву небесам за то, что увиденное – лишь страшный сон. И тут же провалилась в новый, в котором…
…темный подвал. Худой мужчина с печальными глазами – прапраправнук Екатерины, отрекшийся император, но не сломленный, а потому всё еще опасный для тех, кто прибрал власть к рукам. Революция, которой так боялась Екатерина всю жизнь, свершилась. Пусть и спустя долгие годы после ее правления, однако оттого не менее трагичная. Император Николай Второй сидит на стуле, рядом – сын и жена. За ними – дочери, одна чуть в стороне, тут же слуги, решившие пойти за своими господами до конца. Все аккуратно одеты, причесаны.
– Попрошу всех встать! – слышится зычный мужской голос.
Перед императорской семьей выстроились люди в странной форме и с наганами в руках. На лице царя – снисходительное понимание, но не испуг. Царица перекрестилась. Стало тихо. Один из палачей шагнул вперед.
– Николай Александрович! Попытки ваших единомышленников спасти вас не увенчались успехом! И вот, в тяжелую годину для Советской республики…
Вскрикнул кто-то из девочек. Раздались выстрелы. Последние наследники Екатерины навсегда остались в темном подвале…
…больше государыня в ту ночь заснуть не смогла.
В холодном поту в эту ночь проснулась и купеческая дочь Федора Таранина. Снился ей любимый орел ее – сначала в темнице, а потом – идущий на эшафот за предательство отчизны. Матушка божья, да разве ж ее Алешенька предатель? Федорка проснулась в слезах. После пригрезился князь светлейший, умирающий от неведомой хвори – по разумению лекарей, а на деле – от яда медленного. Туда ему и дорога за то, что с орлом Федоркиным сделал!
А затем и вовсе странное привиделось. Темная комната, в ней вроде как император с императрицей, только государыня вовсе на Екатерину Великую не похожа… Люди с оружием, выстрелы…
В страшном смятении проснулась Федорка, но вдруг осенило ее. Не столько поняла, сколько почуяла связь между тремя сновидениями. Выпрыгнула из кровати, бросилась к иконе в углу комнаты, озаряемой первыми робкими лучами солнца, упала на колени и принялась молиться истово. Но не о судьбе империи в те минуты пеклась купеческая дочь, об одном лишь думала: «Как любимого из беды выручить?»
И, кажется, знала она выход. Часто ей сны подсказывали, как в жизни поступить. Сегодняшний – не исключение. Но хватит ли сил совершить задуманное, у нее, простой купеческой дочки? Помоги, Господи.
Солнечным утром подъезжал кортеж светлейшего к Пскову. Князь полулежал в шестиместной карете, его мутило, в желудке покалывало. Переел вчера или перепил? Впрочем, за последнюю неделю уже не первое недомогание, надо бы в Яссах лекарю показаться. Потемкин открыл папку с бумагами. Послание от рейс-эфенди Османской империи Абдуллы-эфенди с новыми условиями мира – можно подумать, турки в том положении, чтобы ставить условия… Письма из Крыма, отчеты о запасах провианта для армии… Еще один отчет – об аресте капитан-поручика Потравского двадцать седьмого числа. Обер-полицмейстер Петербурга сообщал, что арестованный при задержании проклинал на чем свет стоит светлейшего и сулил на его голову всяческие беды.
– Очень умно с его стороны, – пробормотал светлейший.
Отложил письмо, выглянул в окно, за ним блестело озеро, где-то невидимая князю девица распевала песни, и пахло чем-то… Вдруг закружилась голова, затошнило, поплыло всё перед глазами.
– Прикажи остановить карету, – только и успел сказать князь секретарю своему, Василию Попову. – Воздуху мне…
Федора четко помнила, как в апреле кортеж князя Потемкина-Таврического проезжал мимо озера Чудесного, тогда еще колесо от одной кареты отскочило, а пока чинили, князев лакей, худющий, с выпученными глазами, нахально улыбаясь и всячески подмигивая, спросил у кутающейся в тулуп Федорки, водится ли рыбка в озере? А потом оскорбился, когда Федорка гордо отвернулась, и крикнул ей в спину что-то непристойное.
Потому и запомнила. И надеялась, что князь не изменит маршрут, не переменит дату отъезда, иначе – пропало всё. С раннего утра караулила Федорка. Как только нашла толкование сну своему страшному, сразу собралась – и к озеру. Развела костер, да в ожидании травок в него подбрасывала. Наконец – стук копыт, первые всадники показались, на углах вальдтрапов – герб с двуглавыми орлами, коронами и щитодержателями.
Федорка швырнула в костер знатный пучок трав. Сложила руки в молитве. Должно сработать, должно. Если не врут сны, если и вправду отравлен князь…
Вот и главный экипаж – больше остальных, с резными дверцами, запряжен шестеркой. Останавливают. Суетится охрана.
– Стряслось что?
– Вот беда. Выноси скорее…
– Светлейший занемог. И лекаря нет.
– Фу, ну и воняет здесь.
– Лекаря надо!
– Там за кустами дым какой-то…
Федорка спешно загасила костер, вышла навстречу князевым людям.
– Могу ли я вам помочь, господа?
– Врача надобно! – вышел вперед миловидный кавалер с цепким взглядом в синем мундире и с щедро напудренными волосами. – Его сиятельству плохо.
– Ой горюшко. Послушайте, наш дом здесь рядом совсем. Отец мой – купец, не последний человек в городе. Не побрезгуйте, господа, гостеприимством, на постель князя уложим, негоже его сиятельству на траве валяться. А покуда лекаря дождемся, я чем смогу подсоблю.
– Дорка! Бесстыдница! Опять мужика в дом тащишь?!
– Что вы, батюшка? Вы хоть взгляните, кто перед вами – его сиятельство светлейший князь Потемкин-Таврический. Занемог в дороге. И оказал вам честь великую согласием передохнуть под нашим кровом.