Империй
Шрифт:
Дисциплинированный и ответственный Квинт за время нашего отсутствия подготовил подробный, расписанный буквально по дням план кампании и представил его на одобрение Цицерона. Тот ознакомился с ним сразу же после того, как вошел в дом, и план Гортензия открылся ему во всех деталях. Красным цветом были помечены праздничные дни, когда суд не работает. За вычетом этих выходных оставалось всего двадцать полноценных рабочих дней, после чего Сенат должен был уйти на каникулы, которые, в свою очередь, продолжались еще двадцать дней. Затем следовал пятидневный праздник в честь Флоры, богини цветов весны. Далее следовал День Аполлона, Терентинские игры, праздник Марса и так далее.
– Проще говоря, – прокомментировал Квинт, – если все пойдет по этому плану, Гортензий, думаю, без труда сумеет затянуть процесс до консульских выборов, которые состоятся
– Да будет с нами милость богов! – воскликнул Цицерон, грустно глядя на график. – Неужели в этом несчастном городе больше нечем заняться, кроме как смотреть на то, как люди и звери убивают друг друга?
В тот момент воодушевления, которое Цицерон испытывал на протяжении всего пути от Сиракуз, у него явно поубавилось, и он напомнил мне пузырь, из которого выпустили воздух. Цицерон вернулся домой, готовый к схватке, но Гортензий был слишком хитер и дальновиден, чтобы встретиться с ним лицом к лицу в суде. Тянуть время и изводить противника томительным ожиданием – вот какова была его тактика, и, надо сказать, она являлась весьма эффективной. Всем было известно, что Цицерон был стеснен в средствах, и чем дольше его дело не попадет в суд, тем больше ему придется тратиться. Через день или два с Сицилии в Рим начнут прибывать наши первые свидетели. Они, без сомнения, потребуют, чтобы им компенсировали расходы на дорогу, жилье, а также потери в заработке, которые они понесли в связи с этой вынужденной отлучкой из родных мест. Но и это еще не все. Ведь если Цицерон желает занять пост эдила, ему необходимо финансировать свою избирательную кампанию! А если предположить, что он выиграет выборы, он в течение целого года после этого должен будет оплачивать работу конторы эдила из собственных средств: ремонтировать общественные здания и устраивать два тура официальных игр. Значит, не оставалось ничего иного, как провести еще одну мучительную беседу с Теренцией.
Вечером того дня, когда мы вернулись из Сиракуз, они ужинали вдвоем. Позже Цицерон вызвал меня и велел принести уже готовый черновик его вступительной речи. Эта речь, хотя еще и не окончательно завершенная, уже была достаточно велика, и чтобы произнести ее, Цицерону понадобилось бы не менее двух дней. Когда я вошел, Теренция в напряженной позе возлежала у стола и раздраженно ковыряла вилкой в тарелке. Цицерон, как я заметил, даже не притронулся к еде. Я передал ему необходимые свитки и поспешно ретировался. Позже я слышал, как он расхаживает по столовой, зачитывая отрывки из речи, и понял, что Теренция заставила мужа произнести речь, прежде чем решить, давать ему деньги или нет. Судя по всему, услышанное удовлетворило ее, поскольку на следующее утро Филотим сообщил, что нам предоставлен еще один кредит в размере пятидесяти тысяч. Однако мне кажется, что Цицерон испытал унижение, и, по-моему, именно с этого времени деньги для него стали значить все больше и больше, хотя раньше он ими почти не интересовался.
Я чувствую, что не в меру затянул свое повествование и его необходимо сделать более динамичным, иначе либо я умру, не доведя работу до конца, либо ты, читатель, захлопнешь эту книгу и отбросишь ее в сторону. Итак, позволь мне изложить события, происходившие в течение следующих четырех месяцев, очень кратко.
Цицерону приходилось работать еще более напряженно, нежели обычно. Первым делом по утрам он общался со своими клиентами. Это занимало немало времени, поскольку за время нашего отсутствия накопилось много судебных дел, которые требовали участия Цицерона. Вслед за этим он отправлялся либо в суд, либо в Сенат – в зависимости от того, какой из органов власти в это время работал. Находясь в Сенате, Цицерон держал голову низко опущенной, чтобы не привлечь к себе внимания Помпея Великого. Он боялся, что Помпей попросит его прекратить преследование Верреса, или не выдвигать свою кандидатуру на выборах эдила, или – того хуже – предложит свою помощь. В последнем случае Цицерон окажется обязанным самому могущественному человеку в Риме, а этого он стремился избежать всеми силами.
Только когда суды и Сенат закрывались на очередные праздники или каникулы, у Цицерона появлялась возможность переключить всю свою энергию на дело Верреса, сортируя улики, оттачивая аргументацию и натаскивая свидетелей. Их со стороны обвинения, то есть с нашей, набралось около ста человек, и, поскольку для большинства это был первый приезд в Рим, за ними нужен был глаз да глаз. Само собой, эта миссия выпала на мою долю. Я превратился в гида, а кроме того бегал за ними по всему городу, следя, чтобы они по наивности не исповедовались шпионам Верреса, не напивались и не ввязывались в драки. И должен вам доложить, что опекать тоскующих по дому сицилийцев – это тяжкий труд. Я испытал огромное облегчение, когда в Рим вернулся юный Фругий и пришел мне на помощь. Кузен Цицерона, Луций, оставался на Сицилии и продолжал отправлять в Рим свидетелей и новые улики против Верреса, но наконец приехал и он, и в один из вечеров Цицерон в сопровождении его и Квинта возобновил визиты к лидерам триб, пытаясь заручиться их поддержкой на предстоящих выборах.
Гортензий в это время тоже проявлял завидную активность. Он продолжал топить суд по вымогательству в вязком и никчемном процессе, используя в качестве своего рупора Дасиана. Его трюкам не было конца. Так, он вдруг стал проявлять невиданное раньше дружелюбие по отношению к Цицерону, сердечно приветствуя его, если они оказывались рядом в сенакуле, дожидаясь, когда соберется кворум. Поначалу это сбивало Цицерона с толку, но затем он выяснил невероятную вещь: Гортензий и его сторонники распустили слух, что Цицерон согласился принять огромную взятку, чтобы «похоронить» дело Верреса. Увы, многие в это поверили. Нелепые слухи дошли до наших свидетелей, живших в арендованных для них квартирах по всему городу, и те пришли в неописуемый ужас, переполошившись, как цыплята, завидев забравшуюся в курятник лису. Нам с Цицероном пришлось навестить и успокоить каждого из них. Когда в следующий раз Гортензий подошел к Цицерону, тот повернулся к нему спиной. Гортензий улыбнулся, пожал плечами и отошел. Ему-то что! С его точки зрения, все шло своим чередом.
Пожалуй, мне нужно рассказать немного подробнее об этом необычайном человеке – Короле Судов, как называли его сторонники, чье соперничество с Цицероном ярким заревом озаряло суды Рима на протяжении тридцати лет.
Фундаментом успехов Гортензия являлась его поистине феноменальная память. Он никогда не использовал записи, для него не составляло труда выучить наизусть четырехчасовую речь, причем для этого Гортензию не нужно было зубрить ее всю ночь напролет. Он обладал фантастической способностью с лету запоминать все, что говорили другие – хоть в своих выступлениях, хоть в ходе перекрестных допросов, и впоследствии он безжалостно хлестал оппонентов их собственными цитатами. Выходя на очередную судебную арену, он напоминал гладиатора, который орудует одновременно мечом, трезубцем, сетью и щитом.
В то лето ему исполнилось сорок четыре года. Вместе с женой, а также сыном и дочерью он жил в изысканном доме на Палатинском холме, по соседству со своим зятем Катуллом. Я бы сказал, что слово «изысканный» определяет все, что связано с Гортензием. Изысканные манеры, изысканная одежда, прически, благовония, непреодолимая тяга к изысканным вещам. Он никогда и никому не сказал грубого слова, но он обладал одним пороком – всепоглощающей жадностью, которая со временем разрослась до невероятных размеров. Дворец на берегу Неаполитанского залива, частный зверинец, винный погреб с десятью тысячами бочонков лучшего кьянти, плавающие в пруду угри, украшенные драгоценностями деревья, которые поливали вином. Гортензий был первым человеком, который подал на стол зажаренных павлинов. Эти истории были известны всему миру, и именно эта экстравагантность заставила Гортензия пойти на союз с Верресом, который осыпал его дождем подарков из награбленного (самым известным был сфинкс, вырезанный из цельного куска слоновой кости) и оплатил его кампанию по избранию консулом.
Выборы консулов должны были состояться в двадцать седьмой день июля, а на двадцать третий день того же месяца суд по вымогательству принял решение снять с бывшего наместника Ахайи все обвинения. Цицерон оставил работу над речью и поспешил на форум, чтобы лично выслушать решение суда. Объявив его, Глабрион заявил, что слушания по делу Верреса начнутся на третий день августа.
– И надеюсь, выступления на этом процессе будут менее многословными, чем на предыдущем, – добавил претор, обращаясь к Гортензию. В ответ тот только улыбнулся.