Империя ненависти

Кент Рина

— Или соси мой член, или проваливай к черту, Николь.

Я притворно улыбаюсь.

— Повтори это вежливо, и я сделаю.

— Вежливо?

— Ох, точно, ты не поймешь смысла этого понятия, даже если тебя с головой окунут в него, так что вот тебе золотая середина. Добавь «пожалуйста».

— Что?

— Пожалуйста, Дэниел. Слово, которое люди используют, прося о чем-то.

— Ни хрена подобного не будет.

— Тогда, думаю, тебе стоит вернуться к своему

сольному самоудовлетворению, — сладко говорю я, скользя ладонью по его мышцам. — Это выглядело довольно жестоко, так что тебе стоит быть осторожнее.

Я нерешительно убираю руку и поворачиваюсь, чтобы уйти, в равной степени благодарная за то, что уклонилась от пули, и разочарованная тем, что на этом все закончилось.

— Пожалуйста.

Низкое, напряженное слово взрывается в моих ушах и замораживает конечности. Я медленно поворачиваюсь и вижу, что Дэниел смотрит на меня так, словно я адвокат, которого он хочет раздавить под своим ботинком, как таракана.

Но в глубине его глаз все еще светится прежняя похоть.

— Повтори, что ты только что сказал, — бурчу я, все еще не веря ушам.

— Нет, блядь. Я сделал свое дело, теперь ты сделаешь свое. — он качает головой в сторону пространства перед собой. — На колени.

Я колеблюсь некоторое время, затем опускаюсь перед ним, мои колени царапают твёрдый кафельный пол.

— Я хочу, чтобы ты сначала вылизала меня, а затем подавилась моим членом, как маленькая грязная шлюха. И сделай это хорошо, иначе проиграешь.

— А если я выиграю, ты дашь мне кое-что, — говорю я, наполовину спокойная, наполовину дрожащая и умирающая от его грязных разговоров.

— У тебя уже есть работа. Это и есть кое-что.

— Кроме этого, и не используй работу для того, чтобы тебе делали минет, если не хочешь получить жалобу на сексуальное домогательство.

— Как много грубых слов в одном предложении, мисс Невинность.

— Может, я уже не ханжа.

В его взгляде блеснул огонек.

— Да?

— Если хочешь узнать, согласись на мое условие.

Он едва заметно кивает головой, но это все, что мне нужно, когда я беру его член в руку и облизываю сбоку.

Мои глаза встречаются с его закрытыми, пока я высовываю язык и делаю это напоказ.

Я ожидала, что для этого мне придется замкнуться в себе, что мне понадобится ободряющая речь, но это происходит естественнее, чем я думала.

— Вот так. — его пальцы путаются в моих волосах. — Соси мой член, будто это твой любимый леденец.

Мое ядро напрягается, и я беру головку, пробуя на вкус сперму. Затем я сосу его, как леденец. На самом деле, я делаю это сильнее, и это совсем не похоже на сосания леденца. Это более первобытно и определенно больше.

— Господи, мать твою, — ворчит он, хватая меня за волосы.

Он начинает двигать бедрами,

пытаясь получить контроль, чтобы задеть заднюю часть моего горла.

Но я борюсь за этот контроль. Втягиваю его в себя еще больше и в итоге царапаю его зубами.

— Никаких чертовых зубов, Николь, — удается ему вырваться, но он все еще звучит так, словно находится в гавани наслаждения.

Я разжимаю челюсти, чтобы вместить как можно больше его огромного члена.

Хрип, вырвавшийся из его губ, заставляет меня еще более неистово задвигаться, пытаясь контролировать темп.

Но потом что-то происходит. Кончик его члена упирается в заднюю стенку моего горла, и хотя у меня срабатывает рвотный рефлекс, происходит и нечто другое.

Наслаждение.

Оно скапливается между моих бедер и требует одного-единственного трения, чтобы взорваться.

Одного единственного прикосновения.

— Я собираюсь трахнуть твой рот, — сообщает он мне и не дает шанса отреагировать, так как использует мои волосы, удерживая меня на месте, пока входит и выходит.

Он использует мой язык и губы для себя, стонет при каждом толчке бедер.

Мой желудок бунтует, и это странное ощущение от удовольствия, собравшегося в трусиках. Это настолько странно, что я даже не пытаюсь остановить. Мои руки лежат на его мускулистых бедрах, но я не впиваюсь ногтями в его кожу и не отталкиваю его.

Я слишком поражена диким выражением его лица, его грубой силы, когда он использует мой рот, будто это лучшее, что у него когда-либо было.

Мысль о том, что он занимается этим с другими девушками, вызывает у меня рвоту. Поэтому я отгоняю данную мысль так же быстро, как она появляется, предпочитая сосредоточиться на нем.

Только на нем.

Я чувствую, что он близок, по тому, как напрягается его тело и как его толчки становятся отрывистыми.

А потом он опустошает себя в мое горло.

— Глотай. Все до последней капли.

Я пытаюсь, но спермы так много, что она стекает по каждой стороне моего подбородка. Дэниел вытирает капли указательным и средним пальцами и лениво размазывает их по моим губам.

Они в синяках и припухлостях, но они раскрываются, когда он погружает эти два пальца мне в рот и трет их о мой язык.

Один раз.

Два раза.

— Это твой сигнал сосать, Персик.

Я так и делаю, обводя языком его худые пальцы, стараясь не обращать внимания на то, как тяжелеет сердце от использования моего старого прозвища. Прозвище, которое перестало появляться даже в моих снах.

Почему оно не может оставаться просто физическим? Почему он заставляет меня ностальгировать, вызывая эмоции?

Он вынимает пальцы со звуком, и между его рукой и моим ртом остается след из слюней, смешанных с его спермой.