Империя страха

Бардин Юлиан Андреевич

Мысли лихорадочно роились в его голове. Ему понадобилось добрых полчаса, чтобы при­нять какое-то решение. Но приняв его, Лямзин ни секунды не сомневался в том, что приложит все силы, чтобы выполнить его.

Если бы он знал тогда, что эти несколько строк перевернут всю его жизнь, то, может быть, не был бы столь решителен. Но это был его шанс — шанс, который выпадает не каждому, и не воспользоваться этим было бы настоящим преступлением. Надо было действовать. И как можно быстрее.

* * *

Раздался

настойчивый звонок в дверь. Сред­них лет толстячок с массивным, выпирающим брюхом, в накинутом на плечи домашнем хала­те, расшитом драконами, прильнул к дверному глазку.

Узнав посетителя, хозяин квартиры нето­ропливо принялся отпирать многочисленные запоры, придав помятому лицу небрежно-высо­комерное выражение.

В прихожую ввалился молодой человек в легкой куртке и надвинутой на глаза кепчонке — он был мокрым с головы до ног, словно ку­пался прямо в одежде. На лакированном парке­те тут же образовалась грязная лужа.

— Здорово, Абрашка, — весело приветство­вал хозяина гость, решительно не обращая вни­мания на недовольство толстяка по поводу ис­пачканного пола.

— Привет, Гвоздик. Ты что, — с едва улови­мым одесским акцентом спросил человек в ха­лате, — опять в говно вляпался?

Торопливо скинув с себя мокрую куртку и грязные ботинки, молодой человек прошел в комнату, увлекая за собой хозяина.

Когда они расположились за круглым жур­нальным столиком, гость заговорил, баюкая ра­неную руку:

— Зараза, собака укусила... я уж грешным делом подумал, что меня легавые вычислили. Ну да ладно, Бог с ним, рука заживет, — на лице Гвоздика отобразилось радостное оживление, — гляди, что я тебе приволок.

На гладкую полировку стола посыпались драгоценные побрякушки, сверкая чистой воды бриллиантами и крупным рубином в золотой оправе.

Стараясь скрыть рвущееся наружу нетерпе­ние, Абрашка неторопливо вставил в правый глаз мощную линзу и принялся рассматривать украшения, поочередно поднося их к настоль­ной лампе.

— Ну как? — нетерпеливо спрашивал Гвоз­дик, — цацки что надо. Ведь верно? Попробуй мне только сказать, что я притаранил тебе фу­фло, зенки повыкручиваю, — он громко заржал, довольный собственной шуткой.

Хозяин квартиры брезгливо поморщился — он не впервые слышал от своих клиентов подоб­ные угрозы и знал, что они имеют скорее рито­рический смысл, нежели реальную опасность для его здоровья.

Наконец ювелир отложил в сторону «товар» и приступил к самому главному — к торговле.

— Ну, — толстяк вопросительно уставился на клиента, — сколько ты хочешь за этот хлам?

По изменившемуся выражению лица Гвоз­дика было понятно, что ему очень неприятен весь этот торг, но приходилось следовать давно установленным правилам.

Проворные пальцы подгребли к себе драго­ценности:

— Нет, сегодня я буду продавать в розницу. Вот, скажем, эта «гайка», — он взял в руки муж­скую печатку с плоским агатом, куда был вкрап­лен средней величины алмаз, — за нее я хочу пол куска «зелени».

Скупщик притворно удивился, возмущенно всплеснув руками:

— За это рыжье пять «катенек»? Да ты с ума сошел. Может, оно и стоит столько в ювелирке, но я за него больше трех сотен не дам. — Толс­тяк перешел на доверительный тон: — Ты же по­нимаешь, что я буду вынужден переделать вещи­цу, а значит, потрачу свое время и материалы.

Несмотря на кажущуюся непреклонность покупателя, он без заминок уплатил бы требуе­мую сумму, но все те же правила заставляли его буквально с боем уступать каждый доллар. Ре­альная цена перстня в несколько раз превышала запрос Гвоздика.

— Ладно, — согласился Гвоздик, — четырес­та, и замяли базар для ясности. Ну, это я отдам по стольнику за штуку, — он подтолкнул к Абрашке пару золотых запонок и удивился, не ус­лышав протестующих слов, — а вот за эту хрено­тень хочу две «косых».

В свете электрической лампочки перелива­лись мелкие бриллианты, окружавшие сверкаю­щий солитер, оправленный в платину старин­ной брошки.

— Штука двести, — чуть ли не захлебываясь от жадности, промолвил хозяин квартиры и тут же смягчился: — Ну, полторашка — это макси­мум, что я могу тебе дать, да и то только из дру­жеских побуждений...

Гость нетерпеливо и грубо перебил собесед­ника, причем на этот раз грубость была настоя­щей — злой и непримиримой:

— Ты, барыган, не свисти насчет дружбы! С каких это пор честный вор стал корефаном для такого фуцина, как ты?! Фильтруй базар, Абраша, иначе я плюну на «капусту» и залосую эти стеклышки тебе в амбразуру.

Толстяк понял, что перешел рамки дозво­ленного, поэтому попытался быстро исправиться:

— Ну что ты завелся, Юрик? Я не хотел тебя обидеть... Однако больше полторашки не дам, — настойчиво вернулся он к торгам.

Поразительной красоты украшение было брошено, как использованная туалетная бумага, на журнальный столик — свое действие Гвоздик сопроводил короткой репликой:

— Подавись...

Торги продолжались в том же духе, но вор упрямо настаивал на своей цене, а ювелир не пытался сильно скинуть ее. В конце концов на­стала очередь золотой цепочки.

Толстяк несколько минут рассматривал пробу и клеймо мастера, наконец поднялся, достал из серванта плоский чемоданчик с хитроумным инструментом и, слегка надпилив миниатюр­ный замочек, капнул на него кислотой.

— Извини, Гвоздик, но эту штуку я вообще у тебя не возьму, — произнес скупщик и поплот­нее запахнул свой халат.

— Почему? — искренне удивился парень. Неторопливым жестом хозяин квартиры пе­редал Гвоздику изделие и сказал:

— Посмотри, Юрик, — это не золото. Тако­го я вообще ни разу в жизни не видел. Какой-то дурак позолотил стальную проволоку, сделав из нее цепочку.