Империя Страсти
Шрифт:
Возможно, с Кэролайн. Она напитала меня своей дурацкой пушистой энергией еще до того, как я узнала, что беременна.
Я сажусь на кровать, провожу рукой по покрывалу, потом замечаю фотографию в рамке на ее прикроватной тумбочке.
Судя по одежде и шляпе, она была сделана в день ее школьного выпускного.
Кингсли держит ее за талию в воздухе, будто она летит, а Гвен безудержно смеется.
Они смотрят друг на друга с такой любовью, что это разрезает меня на части. К тому моменту я уже
Мне и в голову не приходило, что она и моя дочь тоже, и что я упустила момент ее жизни, который уже никогда не вернуть.
Я провожу пальцами по ее лицу, чувствуя, как горькие эмоции собираются в моих глазах.
Случайно я касаюсь лица Кингсли, и это меня пугает. Не сам контакт, не то, насколько он незаконно привлекателен, а то, что сейчас я не могу его ненавидеть.
Если бы не он, Гвен не выросла бы в прекрасную молодую леди, которой она является. Нужно быть каменным человеком, чтобы растить ребенка в одиночку с семнадцати лет.
Ты не должна боготворить того, кого ненавидишь, сучка. Я слышу голос Кэролайн в своей голове и кладу рамку на место.
Не могу удержаться и открываю ящик. В нем лежат сонные бутоны, целая коллекция, еще больше вещей ванильного цвета и альбом.
Волнение охватывает меня, когда я достаю его. С того момента, как я открываю альбом, я словно переношусь в прошлое.
Он заполнен фотографиями малышки Гвен, ее дней рождения, ее первого зубика. Ее первые шаги. Первый день в школе. Все они задокументированы заметками сверху, написанными удивительно аккуратным почерком Кингсли.
Он почти на всех снимках, либо несет ее на руках, либо подбадривает ее, либо смеется вместе с ней в камеру. И тут меня осеняет, что он всегда беззаботен, только когда рядом его дочь. Как будто она единственный человек, которому позволено находиться в его стенах.
Черт, я даже не знала о существовании этой его стороны, пока не увидела, как он громко смеялся, когда она принесла обед в его кабинет несколько лет назад.
Помню, что была поражена видом, его смехом, его радостью и тем, что это редкое явление соперничало с затмением.
Через альбом я ясно вижу, что у него есть версия, которую он показывает всему миру, и версия, предназначенная исключительно для нее.
И я не знаю, почему горькие эмоции продолжают нарастать во мне. Возможно, потому что я пропустила самые важные моменты жизни Гвен, в то время как он был рядом во время всех этих событий.
Я продолжаю листать, перебирая фазы ее жизни, словно это кино.
Даже Нейт присутствует на некоторых фотографиях, в основном на днях рождения, с торжественным лицом, как всегда.
Зеленоглазый монстр поднимает голову внутри меня, и я не могу
Но я просматриваю весь альбом. Дважды. На третий раз я замечаю, что останавливаюсь на некоторых снимках.
Например, пятнадцатый день рождения Гвен. Она улыбается, но улыбка кажется более принужденной, чем во время правительственных войн. Ее глаза кажутся немного опухшими, а выражение лица механическим.
Я плакала в свои дни рождения, потому что они напоминали мне о моей матери, которая бросила меня в них.
Ее слова, сказанные в тот день, когда она впервые узнала, что я ее мать, что, по совпадению, произошло в тот же день, когда узнала и я, снова нахлынули на меня.
— Мне так жаль, детка, — шепчу я ее фотографии.
— Разве ты не должна больше сожалеть о том, что нарушила чью-то личную жизнь?
Я вскидываю голову и вскрикиваю от боли в плече. Затем вытираю влагу, собравшуюся в глазах, потому что проявление даже намека на слабость в присутствии хищника верный способ заставить его напасть. Безжалостно.
А Кингсли самый страшный хищник из всех, с кем я сталкивалась. Наравне с моим отцом.
Тот факт, что он заботился обо мне, меня не обманывает. Это может быть просто притворство, чтобы потом причинить мне боль.
Он стоит, одетый в свой обычный черный костюм, который не должен ему так хорошо идти.
Кингсли всегда был физическим совершенством, и дело не только в его лице, пронзительных глазах или отточенном теле.
А в харизме, которая приходит вместе с ним. Молчание, которое таит в себе бури, такие же глубокие, как цвет его глаз.
Несколько порезов украшают тыльные стороны его рук, и мое любопытство берет верх. Я знаю, что он дерется с Нейтом в качестве хобби, но он пока отсутствует, так откуда они у него?
Разве они не бинтуют руки перед боем? Кроме того, я уверена, что это не тот же костюм, что был на нем сегодня утром. Он все еще черный, но покрой другой. Не то чтобы я зацикливалась на его одежде или что-то в этом роде.
Я все еще не могу избавиться от ноющего чувства, задаваясь вопросом, где он мог быть, что ему пришлось сменить костюм.
Он непринужденно прислонился к раме, скрестив ноги на лодыжках, будто был там какое-то время, наблюдая, выжидая время, как делают все хищники.
К счастью для него, я не хищник.
— Я не нарушала ничью личную жизнь. — я удивляюсь своему холодному тону, когда спокойно кладу альбом обратно в ящик. — Ты добровольно привел меня в свой дом и забыл вывесить правила о свободе передвижения там, где я могу их видеть.
— Тебе должно быть стало лучше, если твой язык вернулся к своему любимому хобби болтать без умолку.