Империя ученых (Гибель древней империи. 2-е испр. изд.)
Шрифт:
К середине 90-х годов наиболее пострадавшие от смуты центральные и восточные районы бывшей империи, традиционный оплот «чистой» критики, находились в полном запустении. Смута раскидала «славных мужей» в разные стороны, заставив их искать прибежища у военных вождей. На пестром историческом фоне тех лет отношения военных лидеров и ши выделяются как одна из главных политических коллизий.
Отношения эти были столь же сложны и запутанны, как и сам облик эпохи. В известной мере обе стороны нуждались друг в друге. Военные вожди располагали реальной властью, на которую только и могли уповать ши. Апологеты «чистых суждений» хранили традиции политической
Военный авторитаризм «новых героев» претил морали и политическим идеалам «ученых служилых людей», наследовавших традициям имперского правления. Хранители культуры ши не могли смириться с ролью бесправных слуг честолюбивых полководцев и требовали от тех особых знаков почтения. Пропагандируя ритуальные взаимоотношения «мудрого правителя» и «достойного мужа», они присвоили себе право судить своих хозяев и менять их по собственному усмотрению. Разумеется, ши настаивали на том, что только правильное обращение с «возвышенным мужем» гарантирует успех.
Типично суждение подчиненного Цао Цао – Ван Цаня, который объяснял причину поражения соперников своего патрона следующим образом: «Юань Шао восстал в Хэбэе, привлек всеобщие чаяния, повел за собой Поднебесную, но, хотя любил достойных, не умел использовать их, поэтому незаурядные мужи покинули его. Лю Бяо владел областью Цзин-Чу, спокойно наблюдал за ходом событий, сам уподоблял себя Князю Запада (чжоускому Вэнь-вану. – В. М.). Те ши, которые спасались от смуты в Цзинчжоу, все были великими героями среди четырех морей. Бяо не знал, как сделать их своими помощниками, поэтому его царство, лишенное опоры, погибло» [Саньго чжи, цз. 21, с. 2а].
Если озлобленность будет накапливаться в сердцах народа, а клеветники и развратники будут находиться в окружении правителя, то добрые советы не смогут преодолеть преград на пути к правителю, а царство окажется в опасности.
Мо-цзы
Что же касается военных лидеров, то они, нуждаясь в «незаурядных мужах», естественно, не могли допустить, чтобы моральный ригоризм ши угрожал их единоличной власти.
В итоге взаимоотношения военных диктаторов и ши характеризуются причудливым сочетанием взаимной вражды и доброжелательности.
Первая тенденция ярко запечатлена в фигуре правителя Ючжоу Гунсунь Цзаня, не скрывавшего неприязни к мастерам нравоучительного и политического витийства. Гунсунь Цзань «непременно предавал казни добрых ши, чья слава превосходила его собственную. Он часто говорил, что именитые чиновники слишком гордятся своими титулами и не выражают благодарности за оказанную милость. Поэтому среди тех, кого он жаловал и любил, было много торговцев и простых людишек. Он постоянно грабил, бесчинствовал, и народ ненавидел его» [Хоу Хань шу, цз. 73, с. 13б].
Позицию Гунсунь Цзаня в той или иной мере разделяли и прочие региональные лидеры, охотно пользовавшиеся услугами богатых купцов. Тем не менее экстремизм Гунсунь Цзаня в отношении «добрых ши» был исключением. Гораздо чаще можно наблюдать, как военачальники привлекают ши и заигрывают с ними.
Так, во владениях независимого правителя Ляодуна Гунсунь Ду образовалась большая колония ши, бежавших из охваченного войнами Хэбэя. На другом конце Китая Лю Бяо зазывал в Цзинчжоу «славных мужей» из центра и учредил у себя конфуцианскую академию, в которой находилось более трехсот ученых. Милостиво обходились с бежавшими от смуты ши и властители Цзяннани. То же самое в еще большей степени было свойственно Юань Шао и его окружению.
Однако ши на каждом шагу могли убедиться в том, что гостеприимство военных гегемонов имело жесткие границы. О Юань Шао и Лю Бяо хронисты пишут в совершенно одинаковых словах, называя их людьми «с виду благочестивыми, а в душе злобными» [Саньго чжи, цз. 6, с. 26а, 37б]. Эти отзывы, как и приведенный выше памфлет Го Цзя, обнажают изнанку отношений военных вождей и ши – их взаимное недоверие и подозрительность, небезосновательные с обеих сторон.
Юань Шао хладнокровно казнил посланных к нему Дун Чжо для переговоров «чистых мужей», своих вчерашних единомышленников [Хоу Хань шу, цз. 74а, с. 4а-б].
Лю Бяо, сам начинавший карьеру как «славный муж» Шаньяна, жестоко расправился с несколькими, возможно, чересчур строптивыми учеными, после чего, по отзыву хрониста, «все ши в Цзинчжоу почувствовали себя в опасности» [Саньго чжи, цз. 21, с. 15б].
Сунь Цюань предал смерти ученых Шэнь Ю, вздумавшего насадить в его ставке нравы «чистой» критики, и Шэнь Сяня, названного его другом Кун Жуном высшим авторитетом среди «рассуждающих ши в Поднебесной» [Вэнь сюань, с. 581; Саньго чжи, цз. 47, с. 2б-3а].
Дать общую оценку позиции ши в новых условиях не просто. Ни твердого статуса, ни четкой программы они не имели, и их единство основывалось на весьма расплывчатом осознании причастности к общему кругу ценностей. Кажется, что многое, если не все, зависело от их индивидуального решения или... невозможности принять его. Друзья и даже члены одной семьи легко расходились по разным лагерям, а будучи вместе, могли иметь разные политические симпатии.
Применительно к ши говорить, в сущности, приходится не о программе определенного социального слоя, но о двух линиях политического поведения. Одна из них заключалась в активном сотрудничестве с новыми военными режимами и настойчивом утверждении жизненных ценностей ши. Другая – в пассивном неприятии власти, «внутреннем отшельничестве».
Обе линии иногда предстают в источниках довольно отчетливо. Так, известные ученые из Бэйхая Шао Юань и Гуань Нин вместе укрылись от смуты у Гунсунь Ду. Шао Юань, сообщает его биограф, «был по натуре тверд и прям, чистыми суждениями оценивал других, мерил себя» и тем вызвал нерасположение властителя Ляодуна. Гуань Нин советовал другу изменить поведение, чтобы не навлечь на себя беды. Сам он пользовался благосклонностью Гунсунь Ду и на аудиенциях в его ставке «говорил только о канонических книгах, никогда не касался текущих событий» [Саньго чжи, цз. 11, с. 23а]. Оба обладали огромным авторитетом: Гуань Нин стал первой величиной в тамошней колонии ши, а Шао Юань, поспешивший вернуться во внутренний Китай, заслужил от Гунсунь Ду лестный отзыв: «Белый журавль в облаках. Такого не поймаешь сетью для перепелок» [Шишо синьюй, с. 108].