Империя Вечности
Шрифт:
Возвращаясь, Наполеон погладил сфинкса по голове. А потом посмотрел на глупое, растрепанное существо, свою супругу, презирая ее постылые чувства.
— Иди отдохни, женщина. Ты ужасно выглядишь.
Жозефина не тронулась с места.
— Да что такое? Не видишь, я занят!
Он бросил рассеянный взгляд на свои бумаги и не поднимал головы, пока не уверился, что жена ушла.
В ту ночь император полусидел на постели под балдахином из полосатой военной материи, составляя приказ верному шпиону, полковнику Иву-Винсенту Бутэну.
«Для вас есть новая миссия…»
Тут заскрипела дверная ручка.
«В Египте я повстречал одного человека…»
И снова — ручка. Это, конечно же, Жозефина. Хочет попасть в смежную спальню.
«Это верховный жрец, пророк и мистик, чье существование кое-кто пытается отрицать…»
Однако дверь была запечатана до ее прихода. Жозефина об этом не знала.
«Человек этот мог последовать за мной…»
Она продолжала дергать за ручку. Наполеон вернулся к своим запискам.
«Необходимо найти его или хотя бы собрать сведения…»
И снова этот шум. Затем ручку оставили в покое. За дверью повисло молчание.
«В ваше распоряжение будет предоставлено все, что потребуется…»
В коридоре послышались тихие всхлипы. Поняла наконец. Вот и нет нужды объясняться.
«Дело это высочайшей важности…»
— Кто вы? — потребовал ответа Наполеон, не вставая с походной кровати.
Был поздний вечер второго июля тысяча восемьсот двенадцатого года. Войска стояли под Вильнюсом. Император страдал от гриппа в хлопающей на ветру палатке; он только что пересек российскую границу на пути к Москве и совершенно не удивился (напротив, он даже грезил об этом в ночных кошмарах), когда пророк под маской решил материализоваться в пятый раз.
— Откуда вы?
— Нет, откуда вы? — усмехнулся «красный человек».
— Не понимаю, к чему эти речи? — Наполеон, так и не дождавшийся ответа от полковника Бутэна, не получив из Египта ни единой строчки, силился сосредоточиться. — Как ваше имя?
— Вы знаете, кто я.
— Имя! То, которое вы называли внутри Великой пирамиды!
— Разве я называл?
— Отвечайте сейчас же, иначе… иначе… — Бонапарт попытался нащупать саблю. — Я зарублю вас на месте.
Пророк под маской осклабился.
— Восстань, о великий Махди, и рассеки меня своим лезвием. Увидишь, будет ли польза.
И он вызывающе скрестил на груди руки.
В испуге и смущении Наполеон проглотил пастилку от кашля. Нет, со времен Великой пирамиды таинственный гость определенно переменился. Не таков он был и в Тюильри, и даже в Шенбруннском дворце. На сей раз «красный человек» растерял остатки терпения, отбросил всяческую учтивость и сочувствие и даже не скрывал своего презрения.
— Что… что вы имеете в виду? — Ладонь императора задрожала над бронзовой рукоятью сабли. — Что я не могу причинить вам вред?
— Напротив. Кажется, это вы у нас неуязвимы, о Махди?
— И для чего это странное обращение? Почему вы меня так называете?
— Разве не в ваших силах уничтожить врага одной лишь силой взгляда? Остановить летящие ядра мановением руки?
— Я никогда не заявлял ничего подобного!
— Тогда к чему вы затеяли эту безумную кампанию?
— Почему безумную? О чем, вообще, разговор?
— Сколько людей вы теряете?
«Шесть тысяч в день, — пронеслось в голове императора. — Пушечное мясо под страшным соусом из дождя и пота…»
— Да какая разница?
Глаза пророка гневно сверкнули.
— Так вы не усвоили ни одного урока! Сколько же можно ждать?
— Ждать чего?
— Не вы ли уверяли меня в ночь перед коронацией, будто бы понимаете и предвидите все опасности? Когда же вы образумитесь?
— Но я уже образумился! И еще как! Куда вы смотрели?
Он даже не знал, с чего начать. Во-первых, Наполеон все-таки расторг свой брак с Жозефиной. И чуть ли не в тот же день женился на миловидной австрийской принцессе Марии-Луизе, восемнадцати лет от роду. Наконец обзавелся законным наследником, Наполеоном Вторым. Естественно вжился в роль нежного отца, окружив своего первенца неусыпной заботой и осыпав щедрыми подарками, каждый день повторяя себе, что только любовь имеет значение, а тщеславные помыслы приносят одни лишь муки, и даже почти научился предчувствовать приближение «красного человека».
— Образумились? — Гость рассмеялся. — Странное заявление! Мы встретились во время похода на Москву, и вы еще смеете толковать о каких-то переменах?
— На это были причины! В этот раз обстоятельства выше меня!
— Вы поддались на провокацию царя Александра, решив одержать над ним верх.
— Он сам отступил от нашего договора, открыв страну для торговли с Британией. Если бы я не вмешался, Европе грозила бы катастрофа.
— Вы совершенно уверены, что сражаетесь против русского Александра? Или, может, бросаете вызов его знаменитому тезке, Македонскому?
Наполеон задохнулся:
— В каком смысле?
— Семейное счастье, согласие в доме, простые человеческие заботы и радости — как далеко им до страниц учебников истории, вы согласны?
— Думаете, я делаю все это ради одной только славы?
— Слава, — процедил «красный человек». — На поле или на сцене.
Бонапарта передернуло от озноба.
— По-вашему, я не смогу победить? Вот отчего весь этот шум? Ну так позвольте сказать… — Он судорожно искал убедительные слова. — Я никогда и ни в чем не был так уверен, как сейчас. Российская империя падет от единственного удара, нанесенного прямо в сердце. Ее дни сочтены.