"Империя Здоровья"
Шрифт:
Аспирант посмотрел на Наташу и понял, что перед ним стоит какая-то новая женщина. Теперь он понял, что виноват перед ней еще больше, потому что никогда не думал, что она столь проницательна и тоже годится для работы в ФСБ или ЦРУ.
– Никому не нужен...
– пробормотал он, предчувствуя вспышку какого-то сверхнового плана, и невольно добавил: - И что теперь... ты собираешься делать?
– Сотру с дискеты все твое вранье, - с облегчением сказала Наташа.
– Даже если они успели снять еще одну копию, то уже все равно не смогут разобраться в нашей бывшей советской путанице.
– Никому
– Ты больше ничего не хочешь мне сказать?
– спокойно спросила Наташа.
Ганнибал посмотрел на нее и проговорил: - Я могу сказать тебе "большое спасибо", разве что. Ты просто не представляешь себе, какое дело ты для нас сделала...
– Для "вас"...
– передернула плечами Наташа.
– Для нас, - крепко держа себя в руках, подтвердил Ганнибал.
– И я хочу тебе еще сказать, что ты поступила очень разумно... очень разумно. Мне бы такое даже в голову не пришло. Хотя все так просто...
Они еще посмотрели друг на друга молча.
– Ну, позвони, когда у вас все благополучно кончится, - по своему подвела итог Наташа, улыбнувшись и взглянув на больничные часы, которых Ганнибал, пока они стояли, не видел.
– А то я тоже буду волноваться... Все-таки мы не совсем чужие люди друг другу.
И тогда аспирант Дроздов крепко и по-дружески пожал Наташе руку, совершенно не в силах отвлечься от одной мысли, которая и взорвалась через полминуты сверхновым планом.
Мысль эта была эхом Наташиного голоса: "Никому не нужен..."
В общем, они хорошо простились. Наташа поспешила в отделение - на свою работу и, между прочим, - стирать последний след опасных встреч, а аспирант Ганнибал Дроздов невольно остался на месте и еще некоторое время смотрел в окна, в темное московское утро, начавшееся из глубины мрака в каких-то очень древних временах.
"Никому не нужен!" - наконец решил аспирант.
Когда он позвонил Аннабель, было так же темно, но - уже не в начале, а на исходе "главного дела".
– Я сделал все, что мог, - сказал он Аннабель, чувствуя, что трубка немного дрожит в его усталой руке или же его самого немного трясет около трубки после еще одного напряженного дня.
– Я похороню его в нашей, семейной, могиле на Кузьминском кладбище...
– Когда?
– спросила Аннабель.
– Завтра, - ответил ей Ганнибал.
Он решил, что потом расскажет Аннабель все, как обещал. Все - как ему с неожиданной легкостью и довольно скромными средствами удалось сделать старого, никому не нужного Николу своим родственником, как ему даже удалось устроить старому Николе в тот же день "прием" в крематории перед самым закрытием, пригодилось и удостоверение из подземного перехода на Пролетарской. Все - как его спросили в крематории: "Когда будете забирать: сейчас или по весне?", а он сказал, сделав пронзительный взгляд: "Буду брать тепленьким". Все - как он поначалу задумал скрыть от родителей свое "главное дело", но потом понял, что с такой тяжестью на душе жить нельзя, и, приехав домой, все очень доверительно поведал маме, только романтически соврав про свою долгую дружбу со стариком, но добавив правду: "никому не нужен". И мама, грустно улыбнувшись и погладив сына по щеке, сказала, что он, наверно,
– Можно я приду?
– спросила Аннабель.
– Приходи, - тихо обрадовался Ганнибал и рассказал шпионке, как добраться до семейной могилы Дроздовых.
На следующее утро он пошел из дома с тяжелой сумкой и сделал остановку на Пролетарской. Там, в своем подземелье, он купил десять гвоздик у Наташи-цветочницы и та, догадавшись, добавила два цветка от себя.
На кладбище он долго справлялся с примерзшей к земле калиточкой, а потом долго выдалбливал туристским топориком и саперной лопаткой подходящих размеров лунку. То, что на кладбище пришлось как следует потрудиться, аспирант принял, как естественную, даже слишком малую плату за все, что произошло в живой Москве по его собственному почину.
Аннабель терпеливо дожидалась за оградкой, а потом, когда главное дело было сделано, положила на могилу еще четыре цветочка - своих.
Она дождалась еще, пока Ганнибал переведет дух, пока выпьет за упокой старого бомжа стопочку водки и накинет куртку на плечи - и, дождавшись, прижалась к нему сбоку.
– Здесь все мои...
– указал он на портреты на двух плитах.
– Два деда... Две бабки. Теперь... надо же... Никола пристроился. Он всегда умел пристроиться.
– Он в самом деле был твоим другом?
– осторожно спросила она.
– Никола?..
– вздохнул аспирант, чувствуя небывалое на душе облегчение.
– Он два раза подходил ко мне и просил на выпивку... Я давал.
– И все?
– И все.
Аннабель полминуты молчала, а потом твердо сказала по-русски:
– Я тебя люблю, Ганнибал.
– Чего?..
– вопросил аспирант по-русски и как-то весь косо повернулся к Аннабель.
– Я тебя люблю, - повторила Аннабель и потянулась к нему губами.
– Что?.. Здесь?..
– хмелея, но крепясь, спросил Ганнибал.
– Здесь, - твердо сказала Аннабель.
– Пусть твои предки нас видят. Они должны знать, что я тебя люблю.
После необыкновенного поцелуя они еще немного постояли перед двумя плитами и маленьким свежим бугорком.
– Что теперь будем делать?
– почти равнодушно проговорил Ганнибал, видя, что пропасть у него перед ногами исчезла и можно смело шагать вперед.
– Не знаю, - почти легкомысленно ответила Аннабель, уютно пожимая плечами под мышкой у Ганнибала.
– Ты что-нибудь придумаешь...
– Скажи мне, что такое "ИМПЕРИЯ ЗДОРОВЬЯ"?
– спросил аспирант, обводя взглядом голые деревья вокруг.
– Это огромная фирма, - чувствуя в Ганнибале непоколебимую опору, легко сказала Аннабель.
– Огромная система.
– А может, тайное общество?
– так же пренебрежительно заметил аспирант Дроздов.
– А может быть, тайное мировое правительство?
Такое предположение вовсе не ужаснуло Аннабель.
– Ты его свалишь, - уверенно сказала она.
– Свалю, - подтвердил аспирант.
– Только дай мне обещание...