Империя желания
Шрифт:
Нейт отпускает меня, и я вздрагиваю от резкости на его лице.
— Я понимаю, — он оборачивается. — Я буду снаружи, если тебе что-нибудь понадобится.
И с этими словами он выходит из палаты.
Я сажусь на свое место, и молочный коктейль падает на пол и разливается по нему. И мои слезы.
Потому что я знаю, просто знаю, что что-то между нами только что сломалось, и, вероятно, нет ничего, что могло бы это исправить.
Глава 31
Гвинет
— Добро
Папа улыбается, входя в гостиную. Ему больше не нужны ни я, ни костыли. Ему нужна была только физическая реабилитация, без психологической.
Через десять дней он смог ходить, разговаривать, а когда Дэниел и Нокс приехали навестить его, он даже отругал их за дела, которые они чуть не потеряли за несколько дней до аварии.
Он все помнит.
Врач сказал, что это потому, что у него не было серьезного повреждения мозга, поэтому он смог быстро выздороветь.
И вот так вернулся мой отец.
Я до сих пор не могу в это поверить, пока мы вместе не заходим в свой дом. Несмотря на то, что на нем рубашка и брюки, они сидят на нем не так плотно, как раньше. Он похудел и часто выглядит настороженным, как будто что-то тяжелое сидит на его плечах. Так что я массирую эти плечи, время от времени подпрыгивая, потому что папа действительно высокий.
Его критический взгляд блуждает по месту, исследуя каждый уголок и каждую поверхность, словно он что-то ищет.
Или кого-нибудь.
Я прекращаю подпрыгивать и шагаю перед ним, пытаясь отвлечь его.
— Каково это — вернуться домой?
— Странно.
— Что именно?
— Пахнет иначе.
В горле сжимается шарик размером с кулак. Дерьмо. У папы необычайно чувствительный нос.
Я предсказала, что он обнаружит все необычное, поэтому мы с Мартой вымыли дом после того, как Нейт съехал. Он уехал несколько дней назад, когда врач подтвердил, что папа сможет вернуться домой. Черт возьми, я постирала часть отцовского гардероба и повсюду распыляла свои духи и одеколон моего отца. Он никак не может его почувствовать.
Я просто параноик, верно?
Потому что, если папа так скоро узнает о нас с Нейтом, это ничем хорошим не закончится. Вся ситуация уже безобразная. Я не хочу, чтобы стало еще хуже.
— Это должно быть кексы, которые я испекла вчера.
— Это не они.
Я сглатываю и беру его за руку.
— Хочешь чего-нибудь?
— Конечно, я скучал по твоим кексам.
Мы идем на кухню, он садится на табурет, а я занимаю место за стойкой, раскладывая кексы на тарелку.
— Я говорю тебе, папа. Эти кексы стали хитом W&S. Последние пару дней я получала приставучие сообщения, потому что была с тобой и не приносила их.
— Кто те засранцы, которые осмеливаются цепляться за моего ангела? — папа откусывает кекс, и легкая
— Это так, но, судя по всему, шоколад популярен.
— Видимо. Самонадеянный шоколад.
— Я знаю, — я наклоняюсь к стойке и внимательно наблюдаю за ним.
В последнее время я часто этим занимаюсь, наблюдая за ним, чтобы убедиться, что он действительно очнулся и находится прямо передо мной.
Мысль о том, что снова потеряю его, не дает мне уснуть по ночам.
После того, как он доедает кекс, он нюхает воздух или, точнее, меня.
— Опять этот запах.
— К-какой запах? — дерьмо. Черт.
Папины глаза сужаются, когда я заикаюсь. Мое сердце бешено колотится, ком в горле становится больше, пока не блокирует мое дыхание
О Боже.
О Боже.
Он знает. Понятия не имею, что именно он осознает, но это есть в ямочке на лбу и как он сгибает пальцы на столе, словно не дает им сжаться в кулак.
— Ты не хочешь мне что-то сказать, Гвен?
— Нет.
— Уверена?
О Боже. Теперь его лоб хмурится, и он, похоже, вот-вот вырвется из ада.
Когда я вышла замуж за Нейта, то не испугалась реакции отца, потому что делала это ради него, чтобы защитить этот дом и его имущество. Однако это было до того, как я отдала Нейту девственность и свое глупое сердце, которое сейчас почти не бьется.
Это было до того, как я действительно захотела быть его женой.
Так что я не знаю, как рассказать ему про это. Нейт сказал мне ничего не говорить и что он позаботится об этом. И это было несколько раз, когда мы разговаривали после того, как папа вышел из комы.
Он вернулся к своей трудоголической жизни, а я заботилась о папе. Он приносил мне все, что нужно, оставлял молочные коктейли по утрам, наполнял холодильник мороженым и спрашивал, нужно ли мне что-нибудь.
Но это все.
Он никогда не пытался прикоснуться ко мне, даже случайно, и держался на расстоянии, все то время, которое провел здесь, прежде чем папа вернулся домой.
И тогда меня осенило. Кажется, он доволен тем, как я оборвала наши физические отношения.
Кажется, он доволен тем, что снова стал дядей Нейтом.
Эти мысли не давали мне уснуть по ночам — не считая того, что я беспокоилась об отце, — и никакое сон на спине не помог мне уснуть.
Потому что даже сейчас, когда меня проглатывает суровый взгляд отца, я чувствую, как осколки моего разбитого сердца впиваются в грудную клетку, и я задыхаюсь:
— Да, я уверена.
— Почему же ты тогда стучишь ногтями?
Я кладу потные ладони на стойку, но это заставляет его сузить глаза.
— Ничего подобного, папа. Правда.
— Когда я был в коме, я слышал голоса.