Империя

Видал Гор

— Еще очко не в пользу Нью-Йорка. Я не пустил бы Сиклса ни в один клуб, а уж его ноги там бы точно не было. — Адамс устроился у камина; на нем был смокинг темно-красного цвета. Как всегда по воскресеньям, стол для завтрака был тщательно сервирован. В полдень придут гости. Хэй никогда не знал наверняка, сколько из них приглашены и сколько явятся сами по себе. Когда он задавал этот вопрос, Адамс держался крайне загадочно. — Все дело случая, — бормотал он. — Как и во всей нашей вселенной.

Но в это утро в их жизни не было ничего случайного.

Адамс вернулся из Европы в конце декабря, вовремя, чтобы поспеть на похороны Кларенса Кинга в день Нового года. Он задержался в Нью-Йорке дольше обычного. Он был удивлен завещанием Кинга, написал он Хэю, но ничего к этому не добавил.

Вечером накануне за обедом с Хэями Адамс прошептал ему на ухо, что он хотел бы видеть его одного наутро до завтрака. Когда Хэй пришел, Адамс был сама загадочность, он неторопливо перебирал содержимое многочисленных ящиков секретера, ища какие-то бумаги, и Хэй снова принялся разглядывать прохожих, многие из которых оскальзывались и смешно падали на заледеневший тротуар. Только одноногий Сиклс уверенно сохранял вертикальное положение.

— Завещание, — сказал наконец Адамс.

— Состояние?.. — Хэй держался сути.

— Да, будут деньги. Коллекция живописи и антиквариата нашего друга хранится в Нью-Йорке на Десятой улице и, проданная с аукциона, даст достаточно денег при разумных расходах.

— Что означают слова «разумные расходы»?

Но Адамс смотрел на огонь в камине, словно солнцепоклонник на дневное светило.

— Вы давно знаете, Джон, что для Кинга с его здоровым образом жизни и для меня с моими заумными идеями женщина — это все на земле и на небе…

— Ваша Дева двенадцатого столетия…

— Наша Дева, почитаемая в том последнем веке гармонии и нашедшая бессмертие в соборах Мон-Сен-Мишель и Шартрском.

Хотя Хэю никогда не надоедал энтузиазм Адамса, обращенный ныне к идее женщины как девственницы и матери Божьей, он не видел связи между нынешней славной литературной работой Дикобраза и Кларенсом Кингом, который умер холостым. Но Адамса нельзя было торопить, и Хэй снова расположился у окна и стал разглядывать блейковского вавилонского царя, жующего траву, с безумным видом стоя на четвереньках.

— Кинг всегда считал, что мужчина — это нечто вроде панциря краба, который сбрасывается, когда в нем нет больше необходимости, — женщиной, короче говоря. Она — это сущностная энергия, которая пользуется панцирем и потом его выбрасывает. Очевидно, Кинг был более примитивен и органичен, чем я. Хотя каждый из нас поклонялся идее женщины, я видел ее девственной королевой упорядоченного совершенного мира, а он боготворил более земную примитивную мать-богиню, впитавшую в себя всю живую энергию, идущую еще от полипов и кристаллов.

Это чересчур высокопарно даже для Адамса, подумал Хэй. Похоже, что оба его друга слегка сдвинулись на островах Южных Морей, поклоняясь женщинам с кожей

цвета темного золота, но сотворить из радостей двух закомплексованных американских джентльменов девятнадцатого века систему мироздания — это уж слишком.

— Так или иначе, нашему другу суждено было найти свой идеал, свое вдохновение, и в восемьдесят третьем году он на ней женился.

Хэй едва не упал с кресла.

— Кларенс Кинг был женат?

Адамс ответил нехарактерным для него робким кивком лысой розовой головы.

— На Двадцать четвертой улице в Нью-Йорке он женился на некой Аде Тодд, которая родила ему пятерых детей.

— Втайне от всех! — Хэю почудилось, что он сходит с ума.

— В такой тайне, что он фактически до самого конца не назвал Аде своего настоящего имени. Он называл себя Джеймсом Тоддом и поселил ее и детей в прекрасном уголке под Нью-Йорком под названием Флашинг.

— Генри, если ты снова занялся сочинением романа…

— Отнюдь нет. Правда чересчур эксцентрична для простого историка. Кинг был в состоянии зарабатывать достаточно денег, чтобы обеспечить комфорт своей семье в этой горациевой сельской обители, где растут китайские деревья гингко, а верные слуги создают им идиллический, хотя и анонимный комфорт.

По мере того как Хэй терял терпение, Адамс становился все более лиричным.

— Как ты можешь предполагать, — я видел, как изменилось твое лицо, когда я произнес слово «анонимный», — были веские причины, почему Кинг не хотел, чтобы мир и даже, замечу с грустью, братство Червей знали о его тайной жизни. Ада была его идеальной, хотя и земной, богиней, хранительницей космической энергии…

— Генри, ради бога…

— Джон. — Поднятая рука Адамса выражала слабый укор. — Я не закончил с его тайной жизнью. Перед самым отъездом на Запад во второй раз он решил, что для его семьи, по-прежнему носящей фамилию Тодд, лучше всего будет перебраться в ту часть мира, которая ныне причиняет тебе столько неудобств из-за глупой проблемы ее границы с Аляской…

— В Канаду?

— Наша Снежная королева. Он перевез их в Торонто, где его сыновья поступили в заведение, — Адамс заглянул в бумаги, лежавшие у него на коленях, — именуемое школой Логана.

— Почему Канада?

— Потому что там есть терпимость, в отличие от свойственной нам одержимости тем, что я назвал бы идентификацией. Там нет присущего нашей нации неприятия любой формы мезальянса.

— Это я понимаю, — кивнул Хэй, — особенно теперь, когда он дал ей свое имя.

— Если, конечно, она захочет им пользоваться. Он ясно высказался об этом в своем завещании. По которому вы являетесь опекуном…

— Почему у тебя есть копия, а у меня нет?

— Друг — наш друг, Гардинер, дал мне этот ранний его черновик. Как только завещание будет утверждено, а антиквариат Кинга продан, вдова сможет жить в умеренном комфорте как миссис Тодд или миссис Кинг в Торонто или Флашинге или…