Империя
Шрифт:
— Но ведь отец — он?
— Нет.
Воцарилась долгая тишина, внезапно прерванная смехом Джима. Он вскочил на ноги, как мальчишка, и обнял Каролину сзади, покрывая поцелуями ее шею, и ее только что приведенная в порядок прическа снова обратилась в руины.
— Мои волосы!
— Мой ребенок! Эмма тоже моя!
— Ты радуешься, как племенной жеребец.
— Ну и что? Я признанный жеребец. Почему ты мне не говорила?
— Не хотела тебя волновать. Если ты еще раз притронешься к моим волосам, я… сделаю что-нибудь ужасное. — Каролина вновь прихватила шпильками свои искусно завитые локоны, твои собственные, как любила говорить Маргарита, причесывая хозяйку.
Джим вернулся к своему креслу. Он радовался, и Каролина не вполне понимала, чему. Странные все-таки мужчины. У Джима уже двое детей от Китти и один от нее.
— Есть еще?
— Что — еще?
— Дети, о которых мне следовало бы знать? Когда маленькая Эмма вырастет, она захочет познакомиться со своими полубратьями и сестрами.
Джим покачал головой.
— Во всяком случае, других я не знаю. — Он нахмурился. — Откуда знает Джон?
— Он не знает, что это твой ребенок. Ему известно лишь, что Эмма не его. Когда я обнаружила, что беременна, я сказала ему об этом, и он на мне женился. Это был обмен: мои деньги за мою респектабельность.
— Почему ты не сделала вид, что это его ребенок?
— Потому что фактически я с ним не спала.
Джим присвистнул, звук был приятный, деревенский.
— Ну, ты настоящая француженка, — сказал он наконец.
Каролину это определение не обрадовало.
— Ты будешь удивлен, поняв, насколько я американка, особенно в таких ситуациях. Я не собираюсь терять… — Но это, поняла она, еще не договорив, была пустая бравада. Она вполне может потерять «Трибюн». Она всерьез рассматривала возможность разорения Джона, но честь не позволяла ей этого допустить, не говоря уже о здравом смысле. Если она не выполнит свои обязательства по их сделке, он будет свободен развестись с ней или, что еще хуже, аннулировать их брак как несостоятельный и рассказать газетам правду.
— Быть может, мне поговорить с Блэзом? Похоже, я ему нравлюсь.
— Больше, чем ты думаешь.
В лицо Джима ударила кровь, оно стало пунцовым. Гидравлическая система, вызывающая покраснение лица, та же, с изумлением подумала Каролина, что вдыхает жизнь в мужской секс.
— Не понимаю, — сказал Джим, запинаясь, — что ты хочешь сказать.
— Значит, ты отлично это понимаешь. Он крутится вокруг тебя, как школьница. — Каролина встала из-за туалетного столика, закованная в броню на предстоящий день. — Соблазни его.
— Это чисто по-французски, — сказал Джим, приходя в себя.
— Нет. На самом деле это по-английски. Le vice anglais [147] , как говорится. Да и здесь это не такая уж редкость.
— Ты действительно хочешь, чтобы я…? — Джим не был в состоянии произнести непроизносимое в Америкэн-сити.
— Тебе это может понравиться. Все-таки Блэз гораздо красивее меня.
— Думаю, не смогу, даже ради тебя. — Джим осторожно обнял ее за талию и они направились к двери. — Но пофлиртовать с ним, пожалуй, попробую.
147
Английский порок (фр.).
— Ох, уж эти американские юноши! — весело воскликнула Каролина.
— Я сделаю это за то, что ты подарила мне Эмму.
В фойе они столкнулись лицом к лицу с миссис Генри Кэбот Лодж, дамой строгой и любительницей осуждать других.
— Каролина, — сказала она, глядя на Джима.
— Сестрица Анна. Вы знакомы с конгрессменом Дэем? И миссис Дэй? — вдохновенно добавила она. И повернулась к Джиму. — А где же Китти? Она только что здесь была.
— Она оставила наверху сумочку.
Это миссис Лодж убедило.
— Вы собираетесь послушать Хэя? — спросила она.
— Не только послушать, но и записать — для «Трибюн».
— Теодор очень жесток к нему, заставил его приехать сюда. Ему лучше было бы остаться дома в Сьюнапи. — Сестрица Анна попрощалась с ними.
— Ты стала бы отменным политиком, — сказал Джим, когда они шли к Оливер-стрит, откуда специальные вагончики должны были отвезти их на выставку.
— Потому что я так ловко лгу? — Каролина нахмурилась. — Странно, я никогда раньше не имела такой привычки. Но появился ты…
— Яблоко в райском саду?
— Да. Когда змий искусил меня, я стала другой… Я согрешила…
Каролина была поражена вечерней красотой выставки. Громадные воздушные замки, освещенные миллионами электрических свечей, свет которых превращал прозаическое миссурийское небо в невиданное доселе зрелище. Вскоре партнеры разбились на другие пары. Теперь она была с Джоном, они обедали во французском ресторане с Генри Адамсом и его племянницей Абигейл. Конгрессмен и миссис Джеймс Бэрден Дэй обедали в немецком ресторане в обществе двух сенаторов от его штата, один из которых был преклонных лет и мог поступить по-человечески, уйдя в отставку или умерев, освободив место мужу Китти, как официально думала о нем Каролина. Он был креатурой, как говорили люди, легендарного Судьи, своего тестя. Каролина, правда, подозревала, что это далеко от правды, но никто не имел намерения в этом разбираться.
— Никогда не видел ничего прекраснее… — Адамс был в приподнятом настроении, Абигейл скучала. Каролина чувствовала физическую удовлетворенность. Джон предавался отчаянию: его клиенты ему не помогли.
— Но конечно, Мон-Сен-Мишель и Шартр… — начала Каролина.
— Это другое дело. Они простираются через века. А это похоже на восточную сказку. Кто-то потер фонарь и сказал: да будет город света на берегу Миссисипи. И вот он, вокруг нас. — На самом деле вокруг были самодовольные американцы из глубинки, наслаждающиеся изысками французской кухни. Каждая страна-участница открыла свой ресторан, и Франция, как всегда, шла впереди всех.
— Вопрос вот в чем: смотрим ли мы в будущее со всей его жужжащей энергией или это последнее прости американскому прошлому? — Адамс был необычно для него оживлен.
— Будущее, — сказал Джон. Каролина знала, что оно навевает на него мрачные мысли о приближающемся крахе. — У нас никогда еще не было таких достижений.
— Мы выдумали его, но это почти то же самое. Будут ли наши города такими, как этот, в тысяча девятьсот пятидесятом году?
— Города, как и соборы, простираются в веках. — Каролина кивнула Маргарите Кассини, которая только что осуществила то, к чему стремилась, — грандиозное появление под руку с пожилым французским дипломатом. — Если это так, то города станут ужасными…