Империя

Видал Гор

— Вы должны познакомиться, — вдруг сказал он, — с моими родственниками Эпгарами. Они живут на Логан-серкл. Это не Уэст-энд, конечно, но старые вашингтонцы предпочитают селиться именно там. Вам нужны здесь солидные друзья.

— В отличие от Хэев? — зло откликнулась она.

— Хэи слишком большие люди, чтобы помочь вам, когда в этом возникнет нужда. А Эпгары всегда тут и готовы…

— Они по-прежнему в бакалейной торговле?

— Одна ветвь — да. Универмаг Эпгара второй по величине и уступает только Вудворду и Лотропу. В большинстве своем они адвокаты. Я уже просил их женщин прийти к вам с визитами.

— Я попрошу универмаг Эпгара разместить рекламу в «Трибюн». — Каролина не забывала о своем детище. — Весенние распродажи — так это называется? — уже начались. —

Она стала внимательной читательницей рекламных объявлений.

— Конечно, надо попросить.

— Вардеман — это в порядке вещей? — Каролина внезапно вспомнила густые рыжеватые кудри, смуглое лицо.

— Очень даже в порядке.

— Мулаты рядом с белыми — вот что я имею в виду.

— Нет, конечно, — улыбнулся Джон. — Но в некоторых общественных кругах для него делается исключение. Я был бы куда спокойнее, если бы вы, как вам и положено, обосновались в Нью-Йорке.

Каролина разглядывала картину морского сражения на противоположной стене. Корабль, объятый пламенем, война с англичанами 1812 года, о которой она имеет самое смутное представление. Под картиной скрещенные сабли, увенчанные коммодорской фуражкой. Еще ниже — рваный британский вымпел.

— У меня такое ощущение, будто я попала в Римскую империю, — сказала она. — В самые забавные ее времена — поближе к концу.

— Мы полагаем, что история Соединенных Штатов только начинается.

— Вы, разумеется, правы. — Но в отношении этой страны Каролина ни в чем не чувствовала уверенности; разве что ей импонировала ее чрезмерность: переизбыток всего, за исключением истории. Но это придет, и она собиралась каким-то образом влиться в главное русло. В этот момент история воспринималась ею как река Потомак, стремительная, темная, бурлящая на серо-коричневых порогах, бегущая вниз с суровых лесистых холмов Вирджинии, поросших диким виноградником, от лавроподобных листьев которого на коже вздуваются зудящие волдыри. Сходство между лаврами победителя и ядовитым плющом жертвы не прошло мимо внимания Каролины, когда ее впервые предупредила об этом Элен; они отправились на кладбище посмотреть бронзовый памятник, который Генри Адамс заказал Сент-Годенсу на могилу покойного члена Союза червей, Кловер Адамс. Эта сидящая скорбная фигура с лицом, скрытым вуалью, без надписи и неизвестно какого пола — то могли быть в равной степени и юноша, и девушка — была столь же символичной для Вашингтона, как и ядовитый лавр. Забавно, что и сам Генри Адамс так и не объяснил, кто воплощен в бронзе.

— Я встречусь с Эпгарами, — примирительно сказала Каролина. — Тем более летом, когда все уезжают, у меня не будет выбора.

— Да и вы не задержитесь, — уверенно сказал Джон. — Летом здесь жара невыносима.

— Я многое могу вынести. Конечно, время от времени я буду тосковать по прохладе…

— Ньюпорта в штате Род-Айленд?

— Нет. Сен-Клу. Дом мой или нет?

— Принадлежит вам обоим до решения суда. А что дальше — с Блэзом?

— Не знаю. Посмотрим, что он мне теперь предложит.

Всю следующую неделю Каролина ежедневно большую часть дня проводила в редакции «Трибюн». Она знала теперь Тримбла настолько хорошо, насколько считала нужным знать своего служащего, не слугу, но мужчину, что для нее было совершенно новым типом отношений. Она говорила по-немецки с печатником, пытаясь вдохновить его на расширение выпуска визитных карточек, приглашений на свадьбы, похороны и иные события, но сезон подходил к концу и никакие ухищрения не могли подвигнуть жен государственных чиновников наносить друг другу больше визитов, а молодых людей — спешить к алтарю протестантской церкви Св. Иоанна или католической Св. Марии. Почти все вечера она проводила под сенью магнолий, обучая Маргариту и африканку английскому языку. Дел был отставлен, пока она предавалась мрачным размышлениям о семейной жизни и Претории, точнее говоря, в обратном порядке; Дел не знал, что кузен Джон вернулся в Нью-Йорк к своим юридическим обязанностям. Хэй-старший пытался избежать войны с Англией из-за Канады или с Канадой из-за Англии. Каролину забавляло, что он никогда не называл Канаду собственным именем, именуя неизменно «нашей Снежной королевой».

Пока никто из эпгаровских дам не явился к ней с визитом на Эн-стрит. И до сих пор никакие новые рекламодатели не появились в редакции «Трибюн». Но Каролину утешало, что Тримбл изо всех сил пытался подражать Херсту. Один или два трупа впервые за все время выплыли на первую полосу. Каждый труп оборачивался потерей десятка подписчиков и тысячью лишних экземпляров, проданных в киосках. Теперь Каролина поняла, что значит быть Херстом, не имея, однако, его ресурсов.

Днем в среду она находилась в верстальной комнате, рассматривая вместе с печатником первую полосу завтрашнего номера. Кот дремал на подоконнике, не реагируя на шум Маркет-сквер. Она слышала, как в соседнем кабинете Тримбл лебезит перед рекламодателем. Забыв о лояльности, она передвинула с первой полосы на третью статью о Виргинских островах, которые, по мнению Хэя, Соединенные Штаты должны были купить у Дании за пять миллионов долларов, ассигнованных конгрессом усилиями сенатора Лоджа. Место Виргинских островов заняло ограбление в Уэст-энде на Коннектикут-авеню, и некто миссис Бенедикт Трейси Бингхэм отныне будет всемирно или хотя бы всестолично знаменитой из-за того, что ночью у нее похитили бриллианты. Каролина перед словом «бриллианты» вставила эпитет «потрясающие» вопреки протестам пожилого репортера.

— Да это были обычные побрякушки, мисс Сэнфорд. Булавка. Колечко. Серьги.

— Но ведь Бингхэмы богаты? — Каролина дала волю фантазии о некой преступной банде: «Коннектикут-авеню объята ужасом» — гласил заголовок (как всегда, у нее получалось слишком длинно) и подзаголовок: «Кто будет очередной жертвой бандитов?»

— Бингхэмам принадлежит маслобойня Сильверсмит. Они размещают у нас рекламу. То есть обычно размещали. Да-да, мэм, они довольно богаты. Но драгоценности…

— «Бесценные фамильные драгоценности одного из старейших и аристократичнейших семейств Вашингтона», — вписала Каролина в репортаж. — Если уж это не обрадует Бингхэмов, то я не знаю, что и сказать, — обратилась она к Тримблу, которого как всегда и забавляло и ставило в тупик ее воображение. — Мы будем купаться в молочной рекламе, — заверила она, поставив бингхэмские бриллианты на первую полосу и вписав имя миссис Бенедикт Трейси Бингхэм если не золотыми буквами, то хотя бы многозначительным типографским шрифтом в реестр столичных патрициев.

В дверях возник чернокожий швейцар.

— Там джентльмен, мисс, он хочет говорить с издателем, мистером Вардеманом.

— О чем? — Каролина разглядывала иллюстрацию с изображением дома Бингхэмов и велела поместить ее в центре репортажа.

— Он говорит, что он от Херста. А зовут его так же, как вас, мисс.

Каролина выпрямилась, схватила первую попавшуюся тряпку и попыталась стереть с пальцев типографскую краску.

— Ты сказал ему, кто издатель?

— Нет, мэм. Но он ясно сказал, что хочет видеть мистера Вардемана.

— Я приму его в кабинете. — Каролина оставила за собой небольшую мрачную комнату с окнами на типографский склад во дворе. Копия первой в ее жизни первой полосы висела в рамке над убогим письменным столом («Обнаженный труп неизвестной красотки выловлен в порту»). Два стула эпохи Людовика XVI составляли всю меблировку кабинета, хотя были там совершенно не к месту. Первые весенние мухи кружили в воздухе.

Как она и рассчитывала, Блэз был ошеломлен.

— Что ты здесь делаешь? Где Вардеман?

— Мистер Вардеман поглощен проблемами собственной генеалогии. Он полагает, что ведет свое происхождение от Томаса Джефферсона, и это дает нам пищу для разговоров…

— Ты купила «Трибюн»?

— Я купила «Трибюн».

Они смотрели друг другу в глаза: непримиримые враги, какими могут быть только люди одной и той же закваски.

— Ты сделала это, чтобы уязвить меня.

— Или доставить удовольствие себе. Присаживайся, Блэз.

Блэз сердито развернул позолоченный стул и уселся на него верхом. С наигранной беззаботностью Каролина села за письменный стол, заваленный неоплаченными счетами. Она жалела теперь, что игнорировала в свое время опытного, хотя и занудного учителя математики у мадемуазель Сувестр.