Империя

Видал Гор

— Город гостиниц, — заметила она, когда они проезжали мимо громадного здания в романском стиле с башней на крыше.

— И средневековых соборов. — Сэнфорду не нравилось новое здание почты, сзади которого процветала Марбл-элли — улочка с тысячью борделей, известная некогда под названием «дивизия Хукера»: девочек очень активно посещали подчиненные именно этого генерала времен Гражданской войны.

— Влияние Генри Адамса?

— Если не его самого, то его архитектора. Благодаря Ричардсону [90] Вашингтон преобразился из Рима первого века в Авиньон двенадцатого, без всяких промежуточных слоев между ними.

90

Ричардсон, Генри Хобсон (1838–1886) — американский архитектор.

— Значит, есть еще надежда на Возрождение.

Омнибус свернул на И-стрит и остановился перед зданием, тоже испытавшим явное влияние Адамса — с низкими арками и островерхой крышей. Светлый фасад из грубого камня украшала вывеска «Вашингтон пост». Газеты других городов держали свои бюро в здании «Пост», их названия красовались над верхними окнами. Каролина отметила, что «Нью-Йорк джорнел» и «Сан-Франциско икзэминер» занимали один офис. Херст уже бросил якорь в столице в виде скандально-блистательного калифорнийского газетчика по имени Амброз Бирс. «Питтсбург диспетч» и «Кливленд плейн дилер» тоже возвещали о себе с четвертого этажа. Названия этих газет, еще несколько лет назад ей не известные, сейчас приятно ласкали слух.

Перед зданием «Пост» расположился киоск огромных размеров, где продавались иногородние и даже иностранные газеты. Под навесом, рядом с газетным киоском, стояла высоченная черная доска, испещренная загадочными белыми и желтыми знаками.

— А это что такое? Лотерея?

— Результаты бейсбольных матчей. Со всей страны.

— Это та самая игра, в которую играют деревянными палками? — спросила Каролина.

— Да, — улыбнулся Сэнфорд. — Как человеку, собирающемуся глубоко погрузиться в американскую жизнь, я посоветовал бы хорошенько изучить бейсбол.

Сэнфорд привел Каролину в ресторан Герстенберга, рядом с редакцией «Вашингтон пост». Внутри было сильно накурено и стоял острый уксусный запах, если говорить точнее, запах тушеной капусты, грустно отметила Каролина, недолюбливавшая немецкую кухню. Немец-официант в рубашке с короткими рукавами и красных подтяжках провел их через переполненный бар.

— Газетчики, — Сэнфорд понизил голос, точно говорил о прокаженных.

Им дали столик в конце зала неподалеку от вращающейся двери в кухню. Мимо проплывали громадные шхуны пивных кружек, и Каролину не покидал страх, что в любой момент они рухнут ей на голову, но шумные официанты передвигались с отменной ловкостью. Вскоре появился человек, с которым у них была назначена встреча.

Джосайя Дж. Вардеман оказался мулатом. Неподготовленная к столь экзотической внешности, Каролина зачарованно рассматривала рыжие вьющиеся волосы, кожу цвета кофе с молоком и неоспоримые негроидные черты при неожиданно светло-серых глазах. Вардеману не было еще сорока; с иголочки одетый, он отличался безукоризненными манерами.

— Я опоздал, мисс Сэнфорд. Извините меня. Встреча с рекламодателями. Можете себе представить. Рад снова видеть вас, мистер Сэнфорд.

Каролина взглянула на Сэнфорда; он сидел с невинным видом. Он хотел сделать ей сюрприз и это ему удалось.

— Я вижу, вы терпимы к конкурентам, — сказала она. У Вардемана было озадаченное выражение лица; она пояснила: — Вы приходите сюда…

— Ну да, конечно. Чисто немецкое заведение. Семья моего отца немецкого происхождения. Мы родом из рейнской долины.

— Я имела в виду сюда, по соседству с вашим конкурентом, «Вашингтон пост».

— Вот вы о чем! — засмеялся он. — Мы старая газета. Мы можем себе позволить благосклонно относиться к новеньким. Не хочу сказать, что мне не пригодились бы их рекламодатели. Эти ребята хорошие бизнесмены. Мы, к сожалению, нет. Но мы, Вардеманы, принадлежим к числу старых семейств, а такие семейства сейчас клонятся к упадку. Как я понимаю, то же самое происходит и в Европе.

— Старое семейство! — развеселилась Каролина. — О, мистер Вардеман, мы все и каждый в отдельности стары, как Адам и Ева, и ни годом старше.

— Я верю в священное писание, мисс Сэнфорд, но семьи, давшие великих людей, поусохли в корнях, и молодым поколениям до них очень далеко.

— Не знаю, что и сказать. Моя родословная ничем не примечательна, за исключением, пожалуй, одного предка. — Каким образом заинтересовать эту необычайную личность генеалогическими корнями?

— Кто же он?

— Сегодня он не слишком уважаем или даже известен — некто Аарон Бэрр, — сказала она, надеясь, что имя это ничего ему не скажет.

Ей пришлось разочароваться. Вардеман хлопнул в ладоши.

— Мы с вами практически родственники! — Каролине доставило удовольствие, что удивленные и даже укоризненные взгляды обратились в их сторону. Кузен Джон побледнел — ужаснувшись, наверное, внезапно открывшимся родством. — Моя мать носила фамилию Джефферсон. Она из Джефферсонов города Абилины, что в штате Мэриленд. Ваш предок был у моего предка вице-президентом.

Каролина выразила восторг и изумление. Ей приходилось слышать, что у Джефферсона были дети от рабыни-мулатки; ясно, что это потомок одного из них, считающийся сегодня, как пожалуй и все люди такого происхождения, белым. Так или иначе, Каролина знала теперь, что у них есть кое-что общее с Джосайей Дж. (сокращенно от Джефферсона?) Вардеманом: каждый вел свою родословную от незаконных детей. Теперь она хотела сделать общим кое-что еще.

— Я бы хотела, как вам объяснил мой кузен, приобрести «Вашингтон трибюн». Я воспылала страстью к газетному делу…

— Дьявольски дорогая страсть, — пробормотал Сэнфорд, закуривая сигару. Каролина чувствовала себя мужчиной, бизнесменом. Вот это настоящая жизнь! Если бы еще научиться курить. Сигарета, открыто выкуренная в немецком ресторане, затмила бы вольность миссис Фиш, позволявшей себе изрядное количество порций шерри. Вардеман, забыв о генеалогических древах, обратил на нее пристальный взгляд. — Насколько мне известно, всего выпущено пять тысяч акций, — сказала она, — и все они принадлежат вам либо вашей семье.