Империя
Шрифт:
Дел изо всех сил попытался не нахмуриться и вместо этого скосил глаза. Каролина уже знала все гримасы его лица, их было немного, и почти все ей нравились. После своего дипломатического назначения он стал держаться более уверенно и даже смело. Он был копией своей матери.
— Ты находишь в этом городе массу преступлений. — Дел старался говорить нейтрально. — Читателям это, по-видимому, нравится.
— Да, здесь совершается много преступлений. Однако по существу, — Каролина нахмурилась, уже не впервые при этой мысли, — какая разница, рассказываешь ли людям о том, что в самом деле происходит вокруг, или игнорируешь реальную жизнь города и просто описываешь деятельность правительства так, как оно этого хочет?
— Ты реалистка. Прямо-таки как Бальзак
— Скорее, как Херст. Херстовский реализм заключается в том, чтобы все выдумывать, потому что он хочет завладеть всем, и если вы выдумали подробности убийства или войны, то тогда это уже ваше убийство, ваша война, не говоря уже о ваших читателях, вашей стране.
— Вы тоже выдумываете?
— Мы, то есть я фактически ничего не делаю. Я как королева Виктория — поощряю, даю советы или предупреждаю. Мы иногда печатаем то, что не берут другие…
— Есть ведь такое понятие, как хороший вкус…
Каролина рассмеялась.
— Хороший вкус это враг правды!
— А кто же друг правды?
— В Вашингтоне они не водятся, я их во всяком случае пока не встречала. Надеюсь, моя специфическая metier [99] тебя не шокирует. — Сказать, что Дел был человек консервативный, значило сказать все.
— Нет, нет. Просто ты не такая, как все.
— Ты намерен преуспеть в…
— Дипломатии?
99
Профессия (фр).
— В Претории. — Оба засмеялись и вошли в «шикарный особняк», как всегда писала «Трибюн» о доме с танцевальной залой, в центре которой стояла ослепительная миссис Вашингтон Маклин, а по бокам ее дочь Милли, красивая маленькая женщина, посверкивающая бриллиантами, и счастливый седой жених с золотыми эполетами и лицом, точно вырубленным из тикового дерева. Хотя Каролина пока еще почти не бывала в вашингтонских «лоточных» домах (название произошло оттого, что эти новые богачи чаще всего сделали свои миллионы при помощи промывочного лотка на каком-нибудь золотоносном ручье на Западе), она по репортажам собственной газеты знала многих местных знаменитостей, постоянных обитателей Вашингтона, зачастую переселившихся с Запада, построивших себе новые дворцы вдоль авеню Коннектикут и Массачусетс, этих двух великих проспектов модного Уэст-энда. Но и она сама была сенсацией, знатная то ли северянка, то ли европейка, особа, приобретшая унылую провинциальную газету и превратившая ее в откровенно и шокирующе желтую. Никто не понимал мотивов ее поступков. Все-таки она дочь Сэнфорда, вроде бы помолвлена со столь же богатым юношей Делом Хэем, а проводит целые дни на Маркет-сквер, возится с убийствами, а с недавних пор еще и с коррупцией на гражданской службе, вечерами сидит дома, куда не приглашают практически никого из коренных или лоточных вашингтонцев, да неизвестно приняли бы они приглашение столь подозрительной личности.
Каролина предпочитала общаться с европейцами, особенно с Камбоном [100] , французским посланником и недавно возведенным в дворянское звание британским послом лордом Понсефотом [101] . Хотя она считала дважды разведенного посла России князя Артура (ну конечно, Артуро, а не Артур, говорила она) Кассини забавным и, разумеется, галантным мужчиной, она, следуя совету миссис Хэй, держалась подальше от него и его прелестной шестнадцатилетней «племянницы», которая на самом деле была его дочерью от бывшей актрисы, поселившейся в российском посольстве в качестве гувернантки молодой девушки. Вашингтонские газеты не уступали в жестокости вашингтонским сплетням. Из уважения к Кларе Хэй Каролина избегала Кассини и Маклинов. Сейчас, входя в позолоченную залу, она чувствовала некоторое головокружение.
100
Камбон, Жюль (1845–1935) — французский дипломат, посол Франции в США (1897–1902).
101
Понсефот, Джулиан (1828–1902) — английский дипломат, посол Англии в США (1889–1902).
Каролина и Дел медленно продвигались к хозяевам в гостевой очереди. Адмирал был сама любезность.
— Передайте мистеру Хэю, что я оценил его письмо.
— Обязательно, сэр.
— Мистер Хэй будет? — спросила Милли, очень хорошенькая для сорока девяти лет, отметила Каролина.
— Насколько я знаю, он сегодня у президента, — не моргнув глазом солгал Дел, и Каролине понравилось, насколько хорошо он приспосабливается к миру, в котором ему предстоит прокладывать себе дорогу.
— Мы надеялись видеть президента у себя. — Новоиспеченная миссис Дьюи расплылась в широкой улыбке, обнажив пожелтевшие зубы. Громадные кукольные глаза были пронзительной голубизны.
— На Филиппинах кризисная ситуация, — пробормотал Дел.
Маленькая, с имперскими повадками, миссис Вашингтон Маклин с любопытством разглядывала молодую пару.
— Мы редко вас видим, мистер Хэй, — сказала она. — А вас не видим вовсе, мисс Сэнфорд, — добавила она нейтральным тоном. Весь ее стиль удивительно напоминал старшую миссис Астор.
— Надеюсь, это можно исправить, — сказала Каролина.
— Я тоже надеюсь на это. — Едва заметная улыбка ничуть не осветила лицо, целиком скрытое тенью от широкой ленты, усыпанной бриллиантами, натянутой в полудюйме от маленьких глаз. — Хотя я не собираюсь пребывать здесь вечно.
— Вы уезжаете в Кливленд, чтобы восстановить силы?
— Я собираюсь на небеса, чтобы искупить грехи.
Вскоре Каролина столкнулась лицом к лицу с самим Джоном Р. Маклиным. Он был высок ростом, с ясными прозрачными глазами, как у сестры, и аккуратно подстриженными усиками.
— Вот вы какая, — сказал он, наклонив голову к лицу Каролины. — Пришло время нам поговорить. Если только вы не станете просить у меня денег. Я ссужаю деньги лишь в кругу семьи.
— Очень мудро. — Каролина экспромтом процитировала Гете в немецком оригинале: стихотворение, в котором говорилось об отцовских обязанностях.
Маклин вздрогнул от неожиданности и закончил цитату тоже по-немецки.
— Откуда вы знаете, что я говорю по-немецки?
— Вы же учились в Гейдельберге. Видите? Я стараюсь разузнать все о своих коллегах-издателях.
Маклин даже заикал от удовольствия, глаза его увлажнились — или это ей только показалось?
— Желудок, — сказал он, — переизбыток собственных кислот. Давайте скроемся от всех этих людей в библиотеку.
Они устроились возле камина, в котором потрескивали крупные поленья. Пламя отражалось в темно-синих кожаных переплетах, расставленных, точно солдаты на плацу, на полках красного дерева.
— Вы не добьетесь успеха со своей газетой. — Он налил ей бокал шампанского, себе — содовой. Дверь в библиотеку была плотно прикрыта. Заметив, что глаза Каролины устремлены к двери, он засмеялся: — Два издателя не могут скомпрометировать друг друга.
— Будем надеяться, что мистер Хэй столь же практично воспримет наше уединение.
— Говорят, он очень милый юноша. Вы же знаете, мы все из Огайо. Клара Стоун уж точно оттуда. А Джон Хэй вообще ниоткуда. Он как цыган, которому удалось украсть не лошадь, а власть.