Империя

Изверин Алексей

Гость сел важно и степенно, ну а как же иначе-то должен садиться такой вот человек? Сел не на краю, как в моем мире сделал бы любой зашедший человек, чтобы видеть меня, а он сел грудью к столу, да еще и стул подвинул поближе.

Протянул большую руку, толще моей ноги, осторожно и четко, как промышленный робот микросхему, взял тановый стебель, степенно отправил в рот.

— Как живешь, сосед, не надо ли тебе помощи? — Сквозь хруст стебля пробурчал мужик. Любо-дорого посмотреть, как он челюстями работает, прямо как дробильный аппарат!

— Да пока что нет, сосед. — Ответил я. — Вроде забор в порядке, крыша не протекает, на охоту пока что

не собираюсь…

— Совсем зря, что не собираешься. Милостью Хайста скоро зима, звери уйдут в свои норы или откочуют от Каменных Зубьев дальше в горы, где найти их будет не так-то просто. Так что надо поторапливаться, как и мои отпрыски. Они на охоту уже ушли… У нас тебе надо про охоту пораньше думать. А женой второй почему до сих пор не обзавелся?

— Да пока что одной-то много! — Широко улыбнулся я. — Да и Ветка перестала совсем заходить, как только креститься отвели, так и не видел я ее с тех пор…

— Видать, кто еще у нее завелся. — Покачал головой сосед. — Ну, это дело ваше, молодое, сегодня один, а завтра уже совсем другой, вам еще думать до думать… Сосед, я зачем зашел — не поможешь мне крышу чинить? А то вчера снова птицы дранку растащили, а сыновья далеко, некому.

— Отчего не помочь, сосед? Сегодня, завтра?

— Лучше завтра. — Быстрая спокойная улыбка мелькнула в бороде Топорища. — Там дел-то на полдня, не больше, а одному никак не управиться.

Работа оказалась простая до невозможности. Надо было просто стоять внизу и подавать Топорищу, работавшему вверху, листы коры деревьев, снятые особым образом так, что ими вполне можно было устилать крышу.

Как только всю кору перепихали наверх, я тоже полез вслед за ней, и стал помогать соседу. Впрочем, помогать — это громко сказано, скорее Топорище показывал мне, как надо правильно делать крышу.

Все дело в том, что доски тут хорошие делать не умели просто. В щели между ними непременно просачивалась вода, как их не подгоняй одна к другой, хоть внахлест клади… Собственно, внахлест и было положено, как рыбья чешуя. Небольшие куски древесины, дранку. Но, чтобы уже совсем свести к минимуму протечки, сверху эти доски покрывали мхом и корой. С деревьев снимали кусками кору, большими такими кусками, распрямляли эти куски и устилали ими крыши. Чуть полежав, мох прирастал к дранке и к коре, и образовывал хорошее покрытие, которое держало воду. Получалось довольно хорошо и прочно, хотя если бывал сильный ветер, то кору эту с крыши рвало будь здоров.

Интересно, а почему дранку не клали внутри крыши, на кору со мхом? *

/* чтобы сырость не скапливалась между крышей и слоем дранки. Так вода вроде стекает, а так — будет застаиваться/

Я сразу же спросил об этом Топорище.

Тот хмыкнул.

— Так меня учил делать еще мой дед, а его учил делать так его дед. Разве они могли делать так долго что-то неправильное? Дом же стоит.

Я быстро со всем согласился. Обычаи так обычаи, дед так дед…

Оказалось, что покрывать крышу корой — это целая наука, надо все делать осторожно и тщательно… Кору к доскам прижимали маленькими колышками из сталь-дерева, да еще и промазывали клеем, чтобы она быстрее прилегала ко мху. Клей пах хорошо, хвоей и еще чем-то таким приятным, хотя и запах был чересчур острый. Все очень просто — смазываешь кору клеем, равномерно, потом прижимаешь к крыше, и закрепляешь колышками, на которые тоже капаешь немножко клея, а потом еще прижимаешь краями другой коры. Вот и все, готово. Теперь можно иметь хоть какую-то надежду, что зимой и осенью в доме будет тепло и сухо.

Пластика и листового металла тут, понятно, еще не знали… А как бы здорово было бы покрыть все это дело не сушеной корой, а обычными пластиковыми листами, и соединить их не клеем, а нормальной сваркой. Тогда бы точно было сухо надолго, а так…

Управились мы не скоро, уже первый звезды показались на небе, когда Топорище придирчиво положил последнюю полоску коры, смахнул специальной кисточкой остатки клея, и провел широченной лопатообразной ладонью по крыше.

— Управились, милостью Хайста. Пошли вниз, сосед. Нам поесть надо, оглодал, поди? Да не смотри ты к дому, путь твоя отдохнет седни, у меня поужинаешь… А твоей отдохнуть надо, она весь день по дому бегала, что ей теперь-то? Пусть поспит, пусть. Моя ей сказала, что тебя у нас покормят. Ты уж нас не обижай…

Голос у Топорища был такой же глубокий, как будто звучал он из шахты. Но вот идея мне совсем не понравилась. Обычаи, все тут стоит на обычаях… Зачем Топорищу моя помощь в таком деле, как поправка крыши? Что у него, другого народа нету?

Чует мое сердце, что это всего лишь какая-то проверка, как я живу, как себя веду и кто я такой вообще есть на белом свете, что за чудо Господь сподобил быть их соседом? И сейчас проверка продолжается, и я совершенно к ней не готов… Вот нарушу сейчас какой-то не такой обычай, и что тогда? Собираться и сваливать отсюда, а может, еще и с боем пробираться? В здешнем лесу, совсем его не зная, а за спиной — охотники, которые в этих местах родились?

Но не отказываться же, в самом-то деле?

Стол нам накрыли в доме, и причем за стол село не так уж много народу. Все жены Топорища заняли место за самым дальним углом, дети — которые мальчики — поближе к нам, но несколько мест остались не занятыми. Наверное, это места тех сыновей, кто сейчас на той дальней охоте.

Ели тут тоже степенно, не торопясь. Я во всем старался подражать хозяевам, не торопился, так, самую малость. И присматривался, и напрягал все свои театральные способности, чтобы не выделиться, чтобы быть таким же, как они.

Как-то раз нам в Академии прокрутили короткие ролики общения с дикими цивилизациями, когда они еще оставались на Земле. И там какой-то упертый путешественник рассуждал на тему — что надо делать, чтобы тебя не слопали сразу. И было там такое интересное рассуждение. «Ведите себя так, как бы повел себя ребенок. Вас и примут за ущербного разумом, или за большого такого ребенка. Дикие культуры очень редко жестоки, и вас научат, скажут, как надо поступать, но не убьют». Не помню, что там дальше с путешественником этим случилось, может, забрался куда-то в джунгли, где его и слопали вечно голодные дикари. Но совет в общем-то дельный.

Я так себя и вел. Смотрел по сторонам, улыбался, ел. Младшая жена Топорища, женщина чуть старше меня, с каким-то грустным и усталым лицом, подкладывала нам из большой глиняной тарелки каши, мальчишки ели жадно, Топорище — не торопясь, женская часть — как-то робко. Ветки видно не было. Я уже поймал несколько взглядов на меня, и причем крайне заинтересованных.

За едой не разговаривали. Вообще, молча, все делалось в молчании, слышался только стук деревянных ложек по краям тарелок.

Топорище, несмотря на то, что ел медленнее всех, все съел первым, но ложку класть на стол не спешил. Осматривал свое семейство, добродушно косился на меня чуть прищуренными глазами, вольготно развалившись на большом деревянном стуле.