Иная терра.Трилогия
Шрифт:
Конь нетерпеливо переступил, мотнул головой. Стас прикусил губу, чуть натянул повод. Там, между двух холмов, был его дом. Дом, где его любили и ценили. Дом, где он был нужен. И все тут. Отвернувшись, он ударил коня пятками — застоявшийся Солнечный с места взял крупной рысью, а спустя десяток тактов перешел в галоп — молодой человек не стал его сдерживать. Он останется. Так будет правильно. Только почему тогда так больно?..
Против воли, в памяти всплыла та ночь. Темный город за спиной, где-то в отдалении — истерический вой полицейской сирены. Ощущение жесткой, уверенной силы рядом.
— Скрыться, переждать — можно в городе. Не нужно уходить неизвестно куда. Я знаю места, тебя не найдут. Жди до осени, а там все стихнет.
— Я должен, понимаешь? Я хочу изменить этот мир, хочу сделать его лучше, хочу построить здесь настоящий орден… но я ведь даже не знаю этого мира! Мне девятнадцать лет. Я знаю, как живут в трущобах, как учатся в институтах и каково рабам в корпорациях. Я знаю что-то — но только в пределах одного крупного города. Я не представляю, как живут люди в провинциях, в селах, я не знаю, чего они хотят и на что они способны. Я могу досконально изучить психологию, но это не поможет мне понять людей. Я могу изучить медицину, но это не даст мне знания о том, чем живут люди. Мне всегда кто-то помогал, защищал. Отец, потом Алик с Женькой, теперь ты… так я никогда ничего не пойму и не узнаю! А другой шанс может не представиться. Мне все равно надо исчезнуть из поля зрения властей хотя бы на полгода. Почему бы не побродить за это время по стране? Понимаешь, я же представления не имею о том, как строить этот самый орден… Хочу — но не знаю даже, с чего начать! Может, я смогу что-нибудь понять, если…
— Я тебя не держу. Иди. Ты прав… наверное. Но возьми с собой деньги.
— Нет. Деньги — это слишком легко, это неправильно. Да и к тому же я их не заработал.
— На что ты будешь жить?
— Подработаю, где придется. Честно, вот об этом не беспокойся.
— Возьми хотя бы на первое время. Иначе я тебя не отпущу. Не для того из тюрьмы вытаскивал.
— Ты…
— …всегда такой упрямый. Да.
— Спасибо. Скажи, что будет с остальными?
— Две недели на восстановление. Потом документы. И свобода.
— Ты можешь сделать так, чтобы я потом смог их найти?
— Разумеется.
— Спасибо.
— Не благодари.
— Буду. Спасибо тебе… за все, что ты сегодня сделал для нас. И за то, что сделаешь — тоже спасибо. Я вернусь…
— Естественно.
— Удачи…
— Успеха тебе.
Ударили по воздуху крылья, взметнулась тонкая пыль на дороге, и крылатый растворился в ночной тьме. Стас улыбнулся ему вслед, сунул в карман смятые купюры, и пошел прочь от города — узнавать мир и набираться опыта…
«Я не узнал мир и не набрался опыта. Зато я нашел дом. Место, где я нужен. Место, где меня любят. Прости меня, Коста — я солгал тебе, хотя тогда еще думал, что говорю правду. Но я не вернусь. Прости меня, Алик — я дал тебе надежду и веру, но я оставляю их тебе. Простите меня, ребята — я знаю, вам без меня будет чуть сложнее, но вы справитесь. Я не вернусь».
Когда Стас добрался до города, солнце приближалось к зениту. Приближаться к бетонным громадам не хотелось, слишком живы были в памяти люди, живущие в этом городе, то, что они творили и то, что они позволяли творить.
Подумав, Ветровский развернул коня к лесу. Он знал тропку к красивому чистому озеру, к которому надо было ехать через болото, если не выведать обходной путь, и горожане, к счастью, его не выведали, а ради какого-то озера засыпать болото сочли нерациональным, и водоем остался чистым и безлюдным.
Стас с удовольствием искупался, повалялся пару часов на солнце, еще искупался, пообедал взятым из дома хлебом, холодным мясом и сыром. Взглянул на небо — четвертый час уже, пора ехать…
Он быстро получил временное удостоверение — худой полицейский с несчастным лицом даже не стал спрашивать цель визита. Нашел Вальку, попросил постеречь Солнечного за кольцо домашней чесночной колбасы, и, посадив мальчишку посади себя на круп коня, поехал к парку. Когда пластиковая ограда оказалась в поле зрения, Стас почувствовал, что сердце вдруг забилось чаще.
Спешившись у ворот, он подумал, что сейчас ему станет плохо, как при тепловом ударе, если в поле переработать в пекло. За воротами ноги внезапно стали ватными, а пульс участился до тахикардии. На дальней аллее, ведущей к фонтану с дельфинами, молодой человек ощутил, как диафрагма покрывается тонкой корочкой льда, при каждом шаге этот лед крошится, впивается в легкие мелкими осколочками и тут же нарастает заново. А потом он увидел человека в инвалидной коляске, и горло сжали стальные пальцы.
Алик сидел у фонтанного бассейна, смотрел, не отрываясь, на воду, и курил. Когда он начал курить? Сигарета закончилась, судя по резкому движению — обожгла пальцы. Гонорин достал из пачки новую, прикурил от уголька, бросил окурок на землю, прямо под лопасть мелкого робота-уборщика, крутившегося рядом. И продолжил курить, все так же не отрывая взгляда от текучей воды.
— Алик, — негромко позвал Стас, приблизившись.
Тот вздрогнул, выронил сигарету.
— Стас… Это все-таки ты…
Он смотрел на потерянного друга, и никак не мог поверить, что это и в самом деле Стас. Ветровский сильно, просто невероятно изменился за те три года, что они не виделись. Казалось, он стал выше ростом, и уж точно — значительно шире в плечах. И до того светлые волосы выгорели почти до белого под жарким южным солнцем, рубашка без рукавов открывала взгляду крепкие мышцы, кожа была коричневой от загара. Руки, нежные руки горожанина, студента, дизайнера стали обветренными и грубыми. Но разительнее всего изменилось лицо. Куда делся мечтатель, фантазер, идеалист?
Сейчас перед Аликом был человек, твердо знающий, чего он хочет, как он будет этого добиваться, для чего он проживет жизнь. «Неужели я где-то ошибся? Или…»
— Здравствуй, Алик…
Стас подошел ближе, сел на край бассейна, неуверенно протянул руку, и Гонорин с удивлением подумал, что у него почему-то все плывет перед глазами, а потом друг оказался совсем рядом, крепко обнял, так крепко, что Алик почувствовал, как хрустят кости, и ощутил щекой мягкую щетину, почему-то мокрую…