Иная терра.Трилогия
Шрифт:
Торговля шла бойко, горожане с большим удовольствием покупали вызревшие в открытом грунте без капли химических удобрений помидоры и огурцы, двадцатикилограммовыми мешками брали картошку, а домашний сыр, масло и творог вовсе разошлись в первые два часа.
Стас скрупулезно запоминал, сколько человек подошли за молочными продуктами, когда те уже закончились — в следующий раз надо будет взять больше масла, сыра и домашних копченых колбас. К полудню воз почти опустел, а около часа Андрей, взглянув на последний мешок картошки, громко объявил цену на него, снизив прежнюю в полтора раза.
— Я за лошадьми, — сказал Андрей. — Сходи пока, закупись.
Стас кивнул, развернулся, молча побрел в сторону магазина тканей — все же, полностью на самообеспечении деревня прожить не могла: часть строительных материалов, ткани, инструмент, некоторое количество топлива для электрогенератора на зиму (летом хватало солнечных батарей, привезенных в деревню еще Всеволодом Владимировичем), и некоторые другие вещи приходилось покупать.
Впрочем, только для того и затевалась вся торговля — больше деньги в деревне не были нужны. В этот раз требовалось купить довольно много ткани — в деревне сейчас было двенадцать детей, и вся одежда на них словно горела, да и у взрослых износилась за последний год.
В магазине всего нужного не нашлось, но молодому человеку предложили подождать полтора часа, и все доставят со склада. Стас пожал плечами — ему было без разницы. Продавец, конечно, принял это за согласие, взял предоплату, и сказал вернуться через два часа — для надежности.
Ветровский обошел все остальные магазины, с трудом дотащил купленное до телеги, оповестил Андрея о том, что за тканями надо будет зайти через полтора часа, и пошел искать подарок для Леси — денег осталось больше, чем он рассчитывал, и Всеволод Владимирович не обидится, если Стас потратит несколько евро на безделушку, которая порадует девушку.
В глаза бросилась яркая неоновая вывеска — старая, потрепанная, но крикливая: «Виртуал-центр». Стас подумал минутку — и зашел.
— Мне нужен доступ в инфосеть на полчаса, — сказал он администратору.
Полный парень в игровом костюме, от которого отходило десятка два проводков, удивленно оглядел клиента.
— Вы умеете пользоваться компом? — недоверчиво спросил он.
Стас хотел было съязвить, но сдержался.
— Да. На уровне продвинутого пользователя.
— Хорошо. Пятая машина, полчаса, неигровой доступ в инфосеть, — скомандовал он в микрофон, прицепленный к вороту костюма.
— С вас один евро.
Ветровский молча расплатился и так же молча прошел к компу. Оказывается, пальцы совсем отвыкли от клавиатуры — он то и дело не попадал по клавишам, смазывал, набирая совсем не то, что хотел, но умный браузер понимал запросы, невзирая на опечатки.
Да, мир успел перевернуться. Вниз головой и в пропасть. Полная автоматизация городского метро в Петербурге и Москве, частичная автоматизация флаер-такси. Массовые увольнения на крупных предприятиях, замена живых работников машинами. Последние годы использования автомобилей — закон, запрещающий их использование, вступит в силу первого января две тысячи семьдесят седьмого года, то есть — через полтора года.
Государственный совет объявил о пересмотре финансирования муниципальных учреждений благотворительной направленности, таких как: бесплатные больницы, детские дома, бюджетные школы. По словам министра финансов, «благотворительные учреждения потребляют существенную часть бюджета, никоим образом не окупая затраченных денег».
Также в совете обсуждается вопрос о введении принудительной эвтаназии для граждан РФ, достигших семидесятилетнего возраста и не имеющих возможности окупать свое существование.
«Принудительная эвтаназия — это как соленый сахар», — отстраненно подумал Стас.
И тут же, в тех же новостных сводках — знаменитая певица Алексо сожгла клуб, в котором ей не оказали должного внимания, погибли семь человек из обслуживающего персонала клуба, певицу приговорили к выплате штрафа владельцу клуба в размере ста тысяч евро и выплате компенсаций семьям погибших, размер компенсации на каждого погибшего составит одну тысячу шестьсот пятьдесят три евро.
Автогонщик Клаус Ханцмер, многократный победитель Формулы-один, призер Европейской Олимпиады, чемпион мира в городских гонках посетит Петербург: город готовит торжественную встречу гонщику номер один, в программе праздника — мастер-класс спортивного вождения и специальная гонка, победитель которой получит настоящий гоночный флаер.
На праздник планируется выделить около…
Стас не стал дочитывать — коснулся старенького сенсорного экрана, закрывая страницу с новостями. Да, этот мир спасет только принудительная эвтаназия. Произошло окончательное разделение населения на несколько слоев: те, кому можно все, те, кому можно многое, те, кому что-то все-таки можно и те, кому нельзя ничего. И еще те, кого нужно уничтожить: изгои общества, преступники, беспризорники, старики, больные, ненужные дети…
— Господи, если Ты есть — пожалуйста, сделай что-нибудь, — прошептал Стас, невидяще глядя в экран. — Пожалуйста, хоть что-нибудь. Хуже уже не будет, но вдруг станет лучше?
Господь не отвечал, и Стасу пришлось открыть глаза. На экране всплыло рекламное окно очередного почтового сервиса, и Ветровский вспомнил, что именно на этом сервисе он когда-то давно, еще во времена наивного и нелепого студенческого ордена создавал резервную почту, адрес которой знали только самые близкие друзья.
Не позволяя себе подумать, что и зачем он делает, молодой человек перешел по ссылке, ввел логин, пароль, комбинацию кода и ответ на проверочный вопрос — «арн ил аарн».
Ну да, что еще он мог тогда поставить на свою почту? «В вашем ящике сто тридцать пять непрочитанных сообщений» — доложила программа.
Стас коснулся сенсора, пролистнул страницу, другую — все до единого письма от одного и того же адресата. Алика Гонорина. Первое письмо пришло три года назад, в июле две тысячи семьдесят второго — в то время Ветровский еще только-только начал осваиваться в корпорации.
«Не знаю, зачем пишу тебе — ты же не сможешь прочитать… но если вдруг сможешь — мало ли, как повернется — я хочу, чтобы ты знал: я благодарен тебе за то, что ты дал мне смысл жить дальше, невзирая ни на что. Я верю, что ты освободишься, верю, что ты не сломаешься. Я верю в тебя, Командор. И очень хотел бы, чтобы ты тоже сохранил веру в нас».