Индейская страсть
Шрифт:
– Кого это несет? – пробормотал Калеб.
– Он не посмеет сюда прийти!
– Не посмеет? Сейчас посмотрим.
Вслед за Калебом она прошла в прихожую и, остановившись позади, смотрела, как тот открывает дверь.
– Где она? – рявкнул Ричард.
– Она?
– Кончай дурачить меня, Страйкер. Где Келли Макгир?
– А ты что, ее потерял?
– Слушай, ты…
– Она здесь, – оборвал Ричарда Калеб. – Здесь она и останется.
– Только не сегодня. Сегодня она моя.
– Келли, ты хочешь пойти с ним?
– Нет.
– Ты слышал, что она сказала? А теперь убирайся отсюда, пока я тебя не пристрелил.
– Подожди! – Келли быстро сняла ожерелье, браслет, серьги и протянула украшения Ричарду. – Вот, заберите.
Эштон сунул бриллианты в карман пиджака и злобно взглянул на Калеба.
– Тебе это так не сойдет, Страйкер.
– Ну-ну, потише, парень, не то ты меня испугаешь.
– Ты еще пожалеешь, поганый метис. Нечего тебе делать в этом городе, среди порядочных людей.
– Отправляйся домой, Эштон. Гулянка закончена.
– Мы с тобой еще потолкуем.
Выругавшись, Калеб захлопнул дверь прямо перед его носом.
– Тебе не следовало так поступать, – проговорила Келли. – Он очень мстительный человек.
– Боишься, он вернется, чтобы меня прикончить? Она покачала головой. Подобная мысль казалась слишком нелепой.
– Уже поздно, – произнесла она, внезапно почувствовав страшную усталость. – Ты не возражаешь, если я у тебя переночую? Совсем нет сил ехать домой.
Вспомнив о «Рокинг-С» и о том, что он солгал ей, Келли вновь почувствовала, как ее захлестывает волна гнева. Если бы она не нашла приписку к завещанию Дункана, то была бы сейчас миссис Страйкер и никогда бы не узнала, что единственной причиной, по которой он на ней женился, являлось желание заполучить ранчо. Мысль об этом все еще обжигала сердце. Ведь она так надеялась, что он ее любит – ну хоть немножечко. Нет, не это священное чувство двигало им. Он стремился стать хозяином ранчо и ради этого был готов жениться на невзрачной малышке Макгир. На мгновение она задумалась: почему же тогда он не уничтожил письмо и завещание? Но тут же отогнала эту мысль прочь. Что было, то было – и никогда больше она не поверит ему. – Келли…
Калеб шагнул к ней, и Келли отшатнулась, ощутив как велико желание, вновь охватившее ее. Она ужасно устала, а соблазн оказаться снова в его объятиях был так велик…
Направляясь к лестнице, она всем своим существом ощущала на себе его взгляд. Было приятно вновь очутиться в этом доме, провести рукой по перилам, пройти через холл в свою комнату, рядом с комнатой Калеба.
Устало опустившись на кровать, Келли сняла бальные туфельки, расстегнула синее шелковое платье, стащила его через голову, сняла нижнюю юбку. Оставшись в сорочке и панталонах, она забралась под одеяло и, закрыв глаза, снова подумала о том, что лучше бы никогда не находила той приписки к завещанию Дункана Страйкера и никогда не покидала этого дома.
Глава 25
На следующее утро она исчезла.
Тяжело вздохнув, Калеб затворил дверь ее спальни. Собственно, он и не ожидал, что она останется, но где-то в глубине души теплилась надежда, что она не сбежит, не попрощавшись.
Почувствовав вдруг безумное отвращение к самому себе, Калеб мотнул головой. Он казался себе старым и сентиментальным. Совсем раскис. А в сущности, что ему нужно? Бутылка и податливая женщина, вот и все. Когда же он пресытится тем и другим, то снова станет наемником. С этой работой он отлично разбирался, с ней справлялся как профессионал. Нужно к чертовой матери убираться из города, пока не поздно. Подальше от соблазна уткнуться в уютное плечико Келли и слезно вымаливать у нее прощение. К черту! Не нужна она ему. Да и никакая другая женщина не потребуется. Не создан он для оседлой жизни. Обойдется и без Келли.
Он взглянул в зеркало.
– Несчастный болван, – пробормотал он, глядя в серые глаза своего двойника, – черти в аду выглядят краше.
И в который раз задумался, кто и зачем стрелял в него.
Потом резко развернулся и сбежал вниз по лестнице. Нет, единственное, что остается, – это вернуться к прежней работе. Надо немедленно расплатиться за расписку, найти покупателя на этот особняк – и убираться к черту из этого проклятого города.
В полном изумлении Калеб уставился на Джорджа Уэбстера.
– Что вы говорите?
– Я говорю, мистер Страйкер, что за столь краткий промежуток времени произошло, как ни странно, важное событие. Вчера утром ко мне зашла мисс Макгир, у нее при себе было пять тысяч долларов наличными, и она выкупила накладную на ранчо. Так что теперь «Рокинг-С» принадлежит ей полностью и бесповоротно.
– Да где же она, черт возьми, взяла эти пять тысяч?
– Я не спрашивал.
– Ладно, я и не собирался сейчас выкупать закладную.
– Вот и прекрасно. Ибо, боюсь, ваше требование было бы отклонено.
– Отклонено? Почему?
– На этот вопрос мне не дано права отвечать.
– По-моему, вы и так сказали достаточно. В следующий раз, как увидите Эштона, передайте ему мои соболезнования, – усмехнулся Калеб. – А теперь всего хорошего, мистер Уэбстер.
Выйдя из банка и захлопнув за собой дверь, он остановился и задумался.
Пять тысяч долларов. Откуда Келли могла достать такую сумму? Только у Эштона, сверкнула мысль. Эштон – единственный человек в городе, который мог бы дать ей такие деньги.
Сегодня она моя. Эштон произнес эти слова таким тоном, будто… купил ее. Что ж, вполне возможно, так и было. Возможно, она взяла деньги, а потом передумала. Тогда понятно, почему Эштон прибежал в такой ярости.
Отказываясь в это верить, Калеб покачал головой. Нет, это невероятно. Он слишком хорошо знал Келли, чтобы поверить, что за пять тысяч долларов она ляжет в постель – с Эштоном, с другим ли, да с кем угодно…
А может, ему только кажется, что он ее знает?
– Черт! – тихо пробормотал Калеб. – Почему же она не обратилась ко мне?
«И ты бы тут же дал ей эти деньги? – услышал он голос своей совести. – Она уже просила тебя однажды, тогда ей нужна была лишь тысяча. И что из этого вышло?»
Калеб чертыхнулся. Несомненно, она не обратилась бы к нему с просьбой о деньгах. Он наврал про ранчо, про то, что хочет жениться на ней. Да, черт побери, он же только и делал, что врал ей. Так же, как и самому себе.
Взяв в руки пустую бутылку, Калеб посмотрел сквозь нее на свет. Столько выкурено сигар, столько выпито виски – будто в глотку вытряхнули плевательницу, а в живот впихнули винную бочку. Выругавшись, он швырнул бутылку на пол.