Индия: беспредельная мудрость
Шрифт:
Сравнивая «Махабхарату» и «Рамаяну», Ауробиндо Гхош писал: «Мощь структуры, надежность конструкции и метод построения в „Махабхарате" напоминает искусство индийских зодчих; величие и четкость контуров, богатство красок и декоративность „Рамаяны" соотносимы скорее с духом и стилем индийской живописи… Изображается здесь то же, что и в „Махабхарате", – столкновение божественных и титанических сил в земной жизни, – но в формах чисто идеальных, в откровенно сверхъестественных измерениях, когда и доброе, и злое в человеческих характерах преувеличивается до фантастических размеров».
Глава 3 НИТИ ПОЗНАНИЯ
Лежу во тьме, сраженный злою силой.
Лежу и жду, недвижный и немой:
Идут,
Несут огни, – вещают жребий мой.
Звенят щиты, зовут меня домой,
В стоустый вопль сливают плач унылый.
Но мне легко: ты, Агни светлокрылый,
Спасешь меня, разъединишь со тьмой.
С конца 60-х гг. прошлого века в Индии начался бум, который индийская писательница Гита Мета назвала «кармакола» – сочетание одного из ключевых индийских религиозных понятий и кока-колы. Термин «карма» в последние десятилетия прочно вошел в наш речевой обиход: к месту и не к месту многие толкуют о своих и чужих прошлых воплощениях и т. п. Корень слова «карма» (кар) означает «действие», но в индийской традиции оно имеет значение, выходящее за пределы обычной семантики. Закон кармы – главный закон человеческого существования, всеохватный и непостижимый. Упрощенно говоря, это – закон возмездия-воздаяния, согласно которому, человек сам отвечает за свои мысли и действия, причем совершенные не только в этой жизни, но и в прежних рождениях. Что посеешь, то и пожнешь, или каждый человек сам кузнец своего счастья.
Опьяненные «карма-колой», в Индию из многих стран Запада устремились тысячи молодых людей: они ехали и едут в надежде постичь эзотерические тайны, оккультизм и магию. Спрос рождает предложение, и из Индии на Запад один за другим потянулись гуру, в деятельности которых индуистская религиозность непостижимым образом сочетается с трезвой расчетливостью и американским прагматизмом. Их внешний облик, поведение, образ жизни, как правило, совсем не те, что у традиционных индийских гуру, которых не соблазняли ни деньги, ни власть, ни рукоплескания толпы. И уж тем более они никогда не предлагали и не навязывали себя никому в качестве учителей, так как в Индии верят, что по закону кармы учитель всегда находится, когда ученик готов воспринять его учение.
На Западе стали возникать транснациональные корпорации по йоге, медитации и тантризму; традиционные индийские знания стали бойким ходовым товаром – и дорогостоящим! – на западном рынке. Религиозные и духовные учения Запада, кажется, уже давно решили проблему Бога, заключив его в несколько жестких и непогрешимых параграфов. Что же касается разного рода «ясновидящих», то они свели все непостижимое и невыразимое к нескольким образам больного или помраченного воображения. Ну а Индия, говоря словами немецкого индолога В. Хальбфасса, всегда была предметом поиска, сама же не искала никого. Она поступала иначе, отсылая к прямому опыту и к смелому духовному эксперименту.
А их накопилось немало за многовековую историю существования индуизма – главной национальной религии Индии, которой и посвящена эта часть книги. Индуизм представляет собой пеструю и причудливую смесь разнообразных верований, мифов, ритуалов, теологических построений, философских прозрений, социальных предписаний, поведенческих нормативов и многого другого. Эта смесь на первый взгляд кажется хаотичной, но она объединена в нерасторжимое органическое целое глубинными смысловыми связями, идущими из далекого прошлого.
Индуизм не теряет своей культуротворящей энергии уже не одно тысячелетие, удовлетворяя нужды огромного числа людей, от столичного высокообразованного ученого-пандита до бедного неграмотного крестьянина в глухом захолустье. Он пронизывает все сферы жизни своих приверженцев вплоть до самых интимных глубин. При этом в нем можно выделить, пожалуй, лишь один основополагающий принцип – верность национальной культурной традиции.
Вдумчивому читателю придется приготовиться к пересмотру некоторых общепринятых религиоведческих терминов: в индуизме они наполнены смыслом, отличным от нашего привычного. Слова «религия», «бог», «знание», «философия» многозначны, и мы часто употребляем их в обыденной жизни, исходя из какого-то «подкожного» их смысла, вложенного в нас нашей культурой и усвоенного нами вместе с ней. Сами по себе они говорят нам больше, чем любые самые строгие и исчерпывающие дефиниции. Однако когда мы знакомимся с иными, особенно восточными, традициями с их специфическим стилем познания мира, то нередко оказываемся в положении человека, которому прописали неправильные «очки», а потому он то и дело натыкается на темные места, парадоксы и противоречия. В действительности же эта аберрация восприятия происходит из-за различия нашего и индийского типов мировосприятия и связанных с ними религиозного опыта и размышления.
Поводов для пессимизма здесь нет: предпосылки для понимания особенностей индуизма и для продуктивного диалога присутствуют, как можно надеяться, в глубинном слое «культурного бессознательного», хранящегося в исторической памяти нашей современной культуры, а она уходит корнями в древнейшие пласты индоевропейского единства: там же таятся и корни индуизма.
Национальный вариант бога
Вопрос «веришь ли ты в бога?» для индийца имеет такой же смысл, как для нас вопрос «веришь ли ты в Н2О (формула воды)?» Как нельзя прожить без воды, так невозможна жизнь и без бога, точнее, богов: в Индии их количество неисчислимо и необозримо, даже если говорить только об одной индийской национальной религии – индуизме.
Ключевое слово здесь – национальный. В нашем отечестве и в наше время оно оказалось чрезмерно насыщенным и в эмоциональном, и даже в политическом отношении. Между тем, если вдуматься, оно означает прежде всего укорененность народа в определенной природно-экологической нише, историю народа, его язык, культуру и традиции и, наконец, тот неизъяснимый национальный дух, который подчас бывает трудно выразить словом, но невозможно не уловить. О глубинном постижении смысла национальной принадлежности в жизни человека много размышляли русские религиозные философы ХХ в., может быть, потому, что были насильственно разлучены с родиной. Выразительный пример – мысли философа И.А. Ильина о важности национальных корней в жизни человека для истинного и глубокого межнационального общения и взаимопонимания и для самопознания.
Он считал, что существует закон человеческой природы и культуры, согласно которому все великое может быть сказано или сделано человеком или народом только по-своему, и все гениальное родится только в лоне национального опыта, духа и уклада. Философ предостерегал, что «национальное обезличение есть великая беда в жизни человека и народа», и считал, что только родина, то есть осознанная национальная принадлежность, пробуждает в человеке духовность, которая может и должна быть оформлена как национальная духовность. Он говорил, что любить родину – значит любить не просто «душу народа», то есть его национальный характер, но духовность его национального характера. «Тот, кто совсем не знает, что такое дух, и не умеет любить его, тот не имеет и патриотизма. Но тот, кто чует духовное и любит его, тот знает его сверхнациональную, общечеловеческую сущность. Он знает, что великое русское – велико для всех народов; и что гениальное греческое – гениально для всех веков; и что героическое у сербов заслуживает преклонения со стороны всех национальностей; и то, что глубоко мудро в культуре китайцев или индусов, – глубоко и мудро перед лицом всего человечества. Но именно поэтому настоящий патриот не способен ненавидеть и презирать другие народы, потому что он видит их духовную силу и их духовные достижения».