Индустриализация
Шрифт:
Через час штурмовики от меня ушли, и я слышал, как они производили обыск также и у моего соседа.
Опять стук в дверь, и в комнату вошел сосед.
– Они у меня произвели обыск.
– У меня также.
– Да, но между нами все-таки есть разница? Вы иностранец, а я бывший офицер кайзеровской армии. У меня два железных креста. Я их получил под Верденом. На Западном фронте было не так легко – у меня семь ранений. Когда они вошли ко мне, я им это сказал. Но только вдумайтесь в то, что они мне ответили: «Вы еврей, и ваши кресты не имеют теперь никакого значения».
Он остановился и закашлялся.
– Я никогда раньше не думал о том, кто я по рождению – для меня Германия была родиной. Они отняли ее у меня.
Он снова стал сильно кашлять, задыхаясь и вытирая платком рот и глаза. Потом стал тяжело дышать и, наконец, несколько успокоившись, твердо произнес:
– Когда вы будете бить эту нечисть, я буду с вами. Я не коммунист и никогда, видимо, коммунистом не буду. У меня другие идеалы. У них нет идеалов, это не люди. Напрасно их некоторые считают людьми.
Затем, извинившись, сосед ушел к себе».
Все закончилось так, как и должно было закончиться – фирма Круппа, загруженная военными заказами и не особо заинтересованная в присутствии на заводах глазастых коммунистических стажеров, разорвала договор со «Спецсталью» на середине срока, пафосно заявив на переговорах в Москве: «Тот ребенок, который родился пять лет тому назад, сегодня должен умереть. Мы прибыли в Москву с поручением договориться о ликвидации нашего соглашения».
Василий Емельянов вернулся в Советский Союз, и повторил маневр своего шефа, руками и ногами отбиваясь от работы в Главке, предложенной Тевосяном. Он требовал направить его на производство, где не самый плохой, между прочим, инженер, мог бы практически реализовать все знания, полученные за границей.
В итоге «Семеныч» был назначен главным инженером на Челябинский ферросплавный завод. Еще 25 июля 1931 года Государственная комиссия приняла в эксплуатацию первую очередь ЧФЗ – цех №1. Таким образом, Челябинский ферросплавный стал не только первым ферросплавным заводом, построенным в СССР, но и вообще первым металлургическим заводом, построенным в Советском Союзе в первую пятилетку.
Вот только проблем там по-прежнему было выше крыши, почему Тевосян и решил усилить руководство завода высококвалифицированным специалистом. Емельянов едет к месту нового назначения:
«Утро. Пересекаем Волгу. На станциях предлагают молоко в обмен на хлеб. С хлебом здесь неважно, перебои.
Станция Полетаево. Здесь у меня пересадка. Поезд направляется в Магнитогорск. Поезда чередуются – один день в Челябинск, второй – в Магнитогорск.
По этой дороге я проезжал не раз. Перед окном знакомые картины станционных строений, неизменные будки с надписью «Кипяток». Во время остановки поезда у них моментально образуется очередь. За решеткой, отделяющей перрон от станционного поселка, обычно шла торговля. Женщины, закутанные в платки и шали, продают яблоки, молоко, кур и прочую снедь. На Волге по ту и другую сторону реки – торговля рыбой. Когда-то к приходу поезда здесь выносили крупных копченых стерлядей. Теперь я этого не вижу.
Кинель. Вдали видна буровая вышка. Второе Баку, дальше – в Башкирии – тоже нефть.
Одним из первооткрывателей башкирской нефти был студент Горной академии Алексей Блохин, мы с ним вместе учились. Когда он приехал с летней студенческой практики, то рассказал мне, как у него возникла дерзкая теория, объясняющая геологическое строение Уральских гор. Алексей был страшно возбужден. Мы ходили в Москве по Пыжевскому переулку, и он все говорил и говорил об этой идее…».
Пора, пожалуй, попрощаться с нашими металлургами и поговорить о Волге, Башкирии, нефти и Алексее Блохине.
Геолог
Мы расстались с Алексеем Блохиным в 1929 году, когда они с Костей Чепиковым вернулись из трехлетней керченской экспедиции и получили, наконец, дипломы Московской горной академии. Став официально признанными профессионалами геологоразведки, оба друга устроились работать в Государственный исследовательский нефтяной институт (ГИНИ).
1929 год стал поистине судьбоносным для Алексея Блохина.
Во-первых, он женился – на своей однокурснице в Московской горной академии Евгении Александровне Никольской. Молодая семья даже получила квартиру в маленьком двухквартирном домике во дворе ГИНИ, причем соседом их стал еще один новоиспеченный сотрудник института - Константин Чепиков.
Евгения Александровна, как и муж, закончила геологический факультет, вот только специализировалась не на нефти, а на воде, то есть занималась гидрогеологией. Как и муж, она закончила МГА в 1929-м, как и муж, стала научным работником – сотрудником Геолкома и Института подземных вод. Правда, вскоре ей пришлось отвлечься от науки – в 1930 году у Блохиных родились дочери-двойняшки, которых назвали Ириной и Татьяной. Вот фотография семейства в 1936 году.
В том же судьбоносном 1929 году и Блохин и Чепиков, впервые возглавив экспедиции, ушли в свой первый самостоятельный геологический поиск. Оба искали нефть и оба – в Поволжье.
Но тема нефти Поволжья, более известной под названием «Второй Баку» требует особого разговора.
Наш разговор об индустриализации мы начали с черной металлургии, продолжили золотодобычей, а теперь плавно перешли к «черному золоту».
И этот переход вполне закономерен – в процессе индустриализации тема нефти, которой поначалу не придавали такого уж большого значения, чем дальше, тем больше выходила не первый план.
Причины просты - как я уже говорил, в преддверии индустриализации валюта нужна была СССР как воздух. Как я не раз повторял, основную ставку мы сделали на экспорт зерна. Но, как выяснилось, кляты буржуины активнейшим образом покупали у нас нефть, причем иногда гораздо охотнее, чем зерно.
Если в 1920 году удельный вес нефти и нефтепродуктов среди экспортируемых Советской Россией товаров составлял всего 0,8%, то в сезон 25/26 годов нефть уже обошла лён (10,8% против 9,9%) и вышла на второе место в общей структуре экспорта. По своему экспортному значению нефть и нефтепродукты уступали только зерну (19,4%).