Infernal
Шрифт:
Сзади хрустнула ветка – я вздрогнул и обернулся. Из кустов взлетела серая птичка и взметнулась ввысь. По губам промелькнула догадливая ухмылка. Должно быть, та птичка и есть Лиза – это добрый знак. Так она напоминает, что я свободен и волен идти, и она не берёт обещания вернуться.
Я свободен, как птица.
Если бы…
Позади снова треск веток. Затем ещё. Появился отчётливый шорох и сопение.
Я присел и притаился, ожидая увидеть невообразимое. Шорох усиливался. Я сидел у её могилы, ища в ней спасение. Если это Лиза, то она не станет меня пугать. Спину
Хризантемы лежали смирно, начиная увядать слишком быстро.
Рядом покачивались репейники, но ничто не вылетало из-под них. Что-то шебуршало за кустами и не желало появляться. Видимо, стеснялось, предполагал я, набиралось сил, но тревога нарастала, и затекали коленки. Мне пришлось приподняться и осторожно сделать первый шаг. Затем я замер, прислушиваясь. Нечто непонятное происходило в десяти метрах от меня. Послышалось чужое дыхание – звук, напоминающий рычание заунывных псов.
Я оглянулся на Лизин монумент. Наступала пора прощаться. Если там кто-то есть, он должен был появиться, и если это мёртвые поднимаются из могил, то пора уходить. Путь один, через единственную тропинку. Встреча неминуема. Прыгать в кусты и пробираться через заросли гораздо опаснее и равносильно гибели. Из кустов мне не выпутаться до утра, а ночь только вступила в свои права.
– Я всё сделал, Лиза, – прошептал я. – Целую. Люблю.
Лёгкий ветерок повторился, заставляя полыхать мои щёки.
– До свидания.
Развернувшись, я пошёл в гущу шороха по тропинке, стараясь не спотыкаться и не задевать высокие стебли растений. Осторожно прошёл могилу, следом ещё одну. Рычание усиливалось. Из кустов посыпались горсти земли.
– Матерь Божья, – прошептал я. – Мертвецы.
Бежать некуда. И любимой было бы за меня очень стыдно. Если суждено сражаться с мёртвыми – самый подходящий момент. Сражаться беспощадно, голыми руками за честь дамы моего сердца.
Решено.
Резким разворотом я прыгаю через куст к могиле, натыкаясь на скользкий хвощ, и падаю кубарем, перелетев через чьё-то тело. Яростно встаю, гремя ноздрями, и замираю.
Напротив меня застыл, сидя на коленях, сущий чёрт. Мужик – живой и злобный. Лет под сорок. Под ним лежит труп женщины с разведёнными ляжками. Рядом – выпотрошенный гроб, слева – лопата, справа – погасший фонарь; всё в земле и порванной одежде.
Мужик сидит у неё между ног со спущенными штанами и дикими от страха и ужаса чумовыми шарами. Изо рта свисает застывшая слюна. Но у чертей есть рога, а мужик в кепке, значит рогов у этого типа нет. Ему явно стрёмно, а мне страшно и тошно. Оба мы непонимающе глазеем в пустоту в поисках выхода.
Вдруг мужик собрал горсть земли и кидает мне в лицо. Я зажмуриваюсь и теряю равновесие, но не выпускаю его из вида. Он выпрыгивает из ямы и хватает лопату, норовит ударить меня, поднимает её над собой и со спущенными штанами и чернеющим стоячим членом опускает лопату на меня. Я перехватываю лопату и вырываю её из рук чёрта. Противник заплетается в широких штанах и падает, соскальзывая в выпотрошенную могилу. В глазах режет земля, и я выковыриваю её. Мужик лихо выпрыгивает
– Стой! – кричу я, чтоб успеть запустить в него остриём лопаты, как копьём.
С большим трудом я различаю бежавшего упыря, но по помятому следу, шороху и дикому сопению дикаря бегу следом. Земля в глазницах режет и мешает продолжать погоню. Я кидаю лопату наудачу, отправляя её в кусты, и останавливаюсь. Дыхание перехватило. Сдираю лист подорожника и протираю глазные щели. Песок прилипает к влажному листку, и зрение проясняется. Упырь успел скрыться и затаиться.
Вижу, что пробежал половину тропы. Оставалась вторая часть, и ворота рядом. Ускорив шаг, двигаюсь дальше, разгребая траву, как косой. Мне уже не страшно, раз боролся с сущим чёртом, да ещё увернулся от его клинка. Добегаю до ворот весь в репьях и ожогах крапивы. Чуток отдышавшись, подбегаю к дому и стучу, что есть мочи, в дверь.
– Эй?! Открывай! Есть кто?!
– Проваливай! – спустя время слышу в ответ. – Убью!
– Открывай! У вас… Это… На кладбище… Мародёры!
– А ты кто?
– Открывай, говорю!
– Иди ты в баню!
– Открывай! – взмолился я, раздирая кулаки по ржавчине.
Изнутри медленно приближались. Резанул засов, и на меня спросонья щурился старпёр с двустволкой, целя мне прямо в нос.
– Рехнулся? Проваливай, пока я тебя дробью не шарахнул!
Укрываясь от дула, я отступил на шаг назад.
Дуло приблизилось.
– Глухой?
– Там… На кладбище у вас какой-то урод мародёрствует, – силился объяснить я суть явления, – распахал могилу, вытащил тело, одежду сорвал.
– Мародёры? – щурился старпёр. – А ты кто такой?
– Я? На могилку приходил, цветы приносил.
– За дурака меня держишь? – не верил сторож. – На часы – то глядел? Кладбище закрыто! Приём посетителей окончен.
– Где вывеска? Я думал, вход свободный круглосуточно.
– Тьфу! Ядрить-те в корень! – опустил ружьё сторож. – Нарожает страна дураков, а нам расхлёбывай. Ты что какой грязный? От чёрта бежал?
– Да! – нагнулся я, прислонив руки к коленям. Одышка не давала возможности говорить ясно, заставляя то и дело сбиваться и и заикаться. – Там… В общем…. Надо идти, проверить! Он и другие могилы вскопает, сволочь! Чуть лопатой меня не огрел!
– Лопатой? – почесал бороду сторож. – Никак Могилыч объявился? Срам! Добрался, всё ж.
– Кто?
– Дед пыхто через пальто! Пойдёшь со мной!
– Куда?
– По бабам, дуралей! Проверять! Покажешь, где могила разграблена. Мне одному боязно.
Сторож вернулся в дом и вытащил военный фонарь. Светил он ярко, как прожектор, и на дальнее расстояние. С ним хоть в море выходи, не пропадёшь.
– Держи! – вручил он мне светило. – Веди. Да резвей, я спать хочу. Разбудил ты меня на самом приятном месте.
В будке сторож успел нацепить походную зелёную куртку с капюшоном. На ногах надеты кирзачи, а борода отсвечивалась сединой – типичный кладбищенский хранитель. Вояка на пенсии.
Не дойдя ворот, он уже дымил дешёвыми папиросами.