Infernal
Шрифт:
Необычно резво сжималось время, осыпая меня помойным ведром зла – строителем-людоедом и ожившими мертвецами с до сих пор непонятным Могилычем. Был ли он существом из плоти и крови, оборотнем или вурдалаком – вопрос отчётливо стоял на повестке дня. И Николаич должен ответить перед моим уходом.
– Встал? – повернулся Полевой. – Рано. Ещё пяти нет.
– Не спится, – привстал я, ощутив, как раскалывается затёкший затылок.
– И мне не спится, – признался Полевой. – Тебе-то чего? Смоешься, а мне отвечать за всех. Так и не подремал часок. Газеты читал, ружье чистил и патроны считал. Ну, вставай, коли проснулся. Садись чай пить.
– Мне бы воды простой.
– Глянь в чайнике. Я пока не грел.
Но сперва я вылез из будки, чтоб подышать утренним воздухом и
Не о чем беспокоиться.
Вернувшись в будку, я налил стакан кипячёной воды и уселся за стол закусить почерствевшим хлебом. Николаич сидел на топчане и собирался прилечь, чтоб немного покемарить перед предстоящей разборкой.
Я же набросился к нему с расспросами, вспомнив, что он обещал рассказать про Могилыча, но не успел, вдаваясь в подробности своей биографии, а потом я заснул на рваном просаленном матрасе.
– Так что за Могилыч? – спросил я, отряхивая ладони от крошек.
– Мерзкий тип, – оскалился Николаич.
– Это я понял. Откуда он взялся?
– Не устал вчера?
– Интересно.
Он покряхтел табачной отрыжкой, облокотившись спиной о стену.
– Давно это было. Мне стукнуло сорок. Занимался я тогда кровавыми глупостями: серийными убийцами, маньяками – всем тем, что долго раскрывается. Общаться приходилось с прирождёнными отморозками. Таким гнильём, какого ты и не видывал.
Часто это гнильё оказывалось больным, помешанным чуть ли не с рождения. Проводились экспертизы, и в ту счастливую пору я общался с разными докторами, чаще с патологоанатомами и судебными психиатрами. Пылилось тогда у нас несколько дел, по материалам которых один ненормальный тип любил зверски насиловать женские трупы. Неслабо, правда? Никаких улик, и кто будет его искать? Он же не человека убил. Тоже незаконно, но рвения у нашего брата меньше. Кому сдался любитель мертвечины? Маньяки занимали нас чаще – от них вреда в десятки раз больше, а про эту заразу никто не хотел базарить. Нам пришлось общаться с одним уважаемым доктором Байерманом, объяснявшим нам мотивы этих подонков, их движущие силы, стремления и особенности. В общем, читал лекции по психологии прирождённых убийц. Частенько ради отступления про разных извращенцев истории рассказывал, так сказать, из личного опыта. Байерман был юморной, любил колкие остроты, но ещё больше любил смущать нас разными баснями, что даже у матёрых оперов краснели уши. Воздействовал на нас психологически, подвергая гипнозу. Многие на самом деле впадали в транс, а кто и сбегал, не выдерживая накала. Так вот, тот доктор поведал несколько забавных историй.
Маялся на свете некий тип из рабочего люда. Как-то прогуливался он по кладбищу, как и ты, и наткнулся на эксгумацию. Такое бывает иногда, когда появляются новые вещественные доказательства, требуется следственный эксперимент и прочая байда. Увидел этот тип обнажённый труп женщины и ощутил неземное влечение к нему, к этой убиенной бабе. Раскопал её в ту же ночь и совершил с ней насилие. Понимаешь? С тех пор и маялся. Влечение никуда не девалось, отчего лазил он по местным кладбищам и насильничал, пока его прохожие не спугнули. Как ты того, понял? Тем невдомёк, чем он занимается. Думали, мародёр, как ты? А уродец сбежал, но время от времени напоминал о себе подобными деяниями. Неизвестно, как он попал к этому доктору, но тот занимался его лечением, долго лечил, старательно, год или два, и якобы вылечил, мозги вправил, и обрёл тот рабочий нормальную, понимаешь, живую ориентацию. Смекаешь? И сгинул с потрохами. Байерман уверял, что полностью его вылечил. Мы свято в это верили, а доктор прозвал того типа Могилычем – точная кликуха, чтоб запомнился. И добавил, что подобные случаи редки, но случаются. Некрофилия, кажется, но я в медицине не спец. Больше в уголовном розыске, а кликуху запомнил. Вдолбил в нас её Байерман. Лет пять затишье было, а позже поползли
История потрясла меня. То есть Могилыч – живой. Поймать его можно и даже застрелить не серебряными пулями, а обычными, заколоть не колом, а любыми вилами.
– Средних лет на вид, – добавил я. – Убегал ловко. Ещё сыпанул в меня землёй, оттого и скрылся.
– Вот прохвост!
– Не старик он – точно.
– Видать, другой объявился. Цикл повторяется, – заключил Николай Николаевич. – Странно бывает, когда поймаешь маньяка, на счету которого до двадцати душ, судишь и на электрический стул сажаешь, думая, что избавился мир от злодея, но нет! Проходит год-два, и появляется новый. Где они берутся, бесы? Какие силы ими овладевают? Тот же Байерман говорил, что убивать их нельзя, пусть пожизненно отбывают срок и сидят до ста лет и маются – в том есть смысл. Помню, когда отправили на тот свет Чикатило, не прошло и года, как появился его последователь. И так всегда. Помнишь Битцевского?
– Так его вроде поймали.
– Да. Жди следующего. Не заметишь, как появится, но этим занимаются другие, а я давно не при делах. Всех маньяков объединяет одно – непреодолимое влечение к смерти, к убийству. В сущности, они и есть некрофилы, а Могилыч по сравнению с ними безобидный чудак. Шум один, и страху нагоняет. Байерман говорил, что получают они сексуальное удовольствие – убьют жертву, и как в экстазе, а дальше следующую подавай, и поколесило. Могилыч не исключение. Только способы у них разные, но всё одно адское порождение. Так что ты давай по кладбищам не шастай, а то станешь новым Могилычем или превратишься в Битцевского маньяка, пока место его вакантно. Будь лучше артистом. Таков мой наказ. И сходи причастись, поставь свечку, ведь и креста на тебе не вижу. Крещёный?
– Вроде, – неуверенно бросил я.
– Причастись. Легче станет, чтоб в подобные передряги не попадать. Что здесь делал, а?
– Сказал же! Девушка здесь моя лежит. Навещал.
– Забудь её. Мертва она, и служит царству мёртвых, а ты живи и найди другую. Чего тебе стоит? Молодой, красивый парень. И бабу новую заведёшь, и машину. Уговор?
– Уговор, – не перечил я.
Но какая церковь и какой крест, когда я сам давно встал на сторону сатаны. В церковь нельзя, да и ноги туда не потащат – застынут в параличе, как вкопанные, и точка. Нельзя. А расстаться с Лизой – немыслимо. Я все ещё верил, что обрету её, но не здесь, не на Переделкинском кладбище. В одном Николаич прав – нечего по могилам шляться, не считая его замечания о машине. Вылезу из долговой ямы и куплю другую. Забыть бы сначала эту. Все женщины покидают меня, а я продолжаю искать их, общаясь с нечистой силой. Совсем как проклятый Могилыч. И тут Полевой прав – не суждено ли мне в него превратиться? Не встретился ли я там сам с собой? Со своей будущей сущностью и судьбой?
Не накручивай, Герман, не накручивай…
– Автобус с шести ходит?
– Ну да.
– Собираться надо.
– Рано ещё, – останавливал Николаич, собираясь навешать ещё парочку страшных баек.
– На воздухе легче и вольготней! Спасибо! Спас ты меня, иначе сам бы стал Могилычем.
– Да уж! Оглушил бы тебя лопатой, так ты бы до утра не очухался, а проснулся – вокруг наша братия. На тебе наручники, и тебя обвиняют в разбое гробов и в осквернении усопших. Смекаешь? Повезло тебе, артист, ядрён батон! Настоящий артист, ей-Богу.
– Хм… – кивнул я, – в натуре мог подставить меня уродец.
– А то!
– Повезло. Значит, я не полностью конченный человек. Или потому и спасся, что сам оттуда. Ты не слушай, что я несу – бред.
Но Николаич не комментировал, думая о своём. И я знал, о чём именно. Мне же предстояло слиться. Собравшись и проверив своё добро, я крепко пожал руку сторожу, поблагодарив за хлеб и соль. Погладил его ружьё, похвалив его боевые качества, и свалил.
Николаич не вышел меня провожать.