INFERNALIANA. Французская готическая проза XVIII–XIX веков
Шрифт:
Рядом, опираясь о край стола, сидел еще один примечательный персонаж — Скаццига, возница коляски, нанятой Полем д’Аспремоном. Смышленое плутоватое лицо Скацциги отличалось неправильностью черт и хранило выражение наивного лукавства; на губах его постоянно блуждала дежурная улыбка, а по обходительности его манер было видно, что он много общался с людьми благородного происхождения. Костюм его, купленный в лавке старьевщика, отдаленно напоминал ливрею, чем он весьма гордился, ибо, по его представлениям, он стоял на более высокой ступени социальной лестницы, нежели невежественный Тимберио,
Немного поодаль сидели две юные служанки, чьи далекие от совершенства лица, без сомнения, напоминали о типе красоты, хорошо знакомом нам по сиракузским монетам: низкий лоб, сливающаяся со лбом линия носа, пухлые губы, массивный округлый подбородок, причесанные на прямой пробор иссиня-черные волосы, собранные сзади в тяжелый узел, заколотый шпильками с коралловыми шариками; коралловые бусы трижды обвивали их мускулистые шеи, ибо, подобно кариатидам, они имели обыкновение водружать на голову тяжелые грузы. Разумеется, светский щеголь просто не заметил бы этих бедных девушек, сохранивших в чистоте кровь своих предков, некогда населявших благословенные земли Греции, но истинный художник, едва завидев их, тотчас бы вооружился блокнотом для зарисовок и остро отточенным карандашом.
Видели ли вы в галерее маршала Сульта картину Мурильо, {287} изображающую херувимов, хозяйничающих на кухне? Если видели, то это избавляет нас от описания нескольких кудрявых поварят, дополнявших собравшуюся на кухне компанию.
На тайной сходке речь шла о вещах чрезвычайной важности. Достойное сообщество обсуждало господина Поля д’Аспремона, французского путешественника, прибывшего с последним пароходом: челядь перемывала косточки господам.
Слово получил носильщик Тимберио; дабы дать слушателям возможность прочувствовать значимость каждого сказанного им слова, он, словно модный актер, делал паузу после каждой фразы.
«Внимательно следите за ходом моих мыслей, — вещал оратор. — Капитан „Леопольда“ — честный тосканец, и его не в чем упрекнуть, разве только в том, что он возит слишком много английских еретиков…»
— Английские еретики хорошо платят, — перебил его Скаццига, ставший благодаря щедрым чаевым весьма веротерпимым.
— Согласен; впрочем, иначе и быть не может: когда еретик заставляет христианина работать на себя, он обязан щедро вознаградить его, дабы искупить причиняемое при этом христианину унижение.
— Меня вовсе не оскорбляет, когда какой-нибудь forestiere нанимает мою коляску; мое ремесло не имеет ничего общего с трудом вьючного животного, которым занимаешься ты, Тимберио.
— Разве мы оба не крещены в одну веру? — отозвался носильщик, нахмурив брови и сжимая кулаки.
— Дайте договорить Тимберио, — хором воскликнули собравшиеся, опасаясь, как бы сей интереснейший доклад не превратился в потасовку.
— Надеюсь, вы согласны со мной, — продолжил, успокоившись, оратор, — что, когда «Леопольд»
— Мы согласны с вами, Тимберио, — снисходительно заявил величественный шеф-повар.
— Море было гладко, словно покрыто льдом, — продолжал facchino, — однако огромная волна с такой силой ударилась о лодку Дженнаро, что он вместе с парой своих приятелей свалился в воду. — Разве это естественно? А между тем Дженнаро настоящий моряк, он смог бы станцевать вам тарантеллу на рее, а затем легко спуститься вниз.
— Возможно, он выпил лишнюю бутылку вина с виноградников Асприно, — заметил Скаццига, записной скептик почтенного собрания.
— Ни стакана лимонада! — решительно отверг его подозрения Тимберио. — Нет, просто на борту корабля находился некий человек, который нехорошо посмотрел на него — надеюсь, вы меня понимаете?
— О! Разумеется, — хором ответили слушатели, с восхитительным единодушием выбрасывая перед собой руку с устремленными вперед мизинцем и указательным пальцем.
— И этот человек, — заключил Тимберио, — есть не кто иной, как господин Поль д’Аспремон.
— Тот, кто проживает в номере три, — уточнил шеф-повар, — и кому я отсылаю обед на подносе.
— Совершенно верно, — ответила самая молоденькая и самая хорошенькая служанка. — Я никогда не видела такого угрюмого путешественника, такого противного и надменного; он ни разу не взглянул на меня, не сказал ни слова, а ведь все приезжающие в один голос твердят, что я очень мила.
— Они вас недооценивают, дорогая моя Джельсомина, вы настоящая красавица, — галантно улыбнулся Тимберио. — Но вам очень повезло, что этот иностранец не посмотрел на вас.
— Ты слишком суеверен, — заметил скептик Скаццига; постоянное общение с иностранцами превратило его в благодушного вольтерьянца.
— А ты слишком много якшаешься с еретиками и, того и гляди, сам перестанешь верить в святого Януария. {288}
— Если Дженнаро угораздило вывалиться из лодки, — стал на защиту своих клиентов Скаццига, — это еще не повод обвинять господина д’Аспремона в том влиянии, которое ты ему приписываешь.
— Вот тебе еще доказательство: сегодня утром я видел, как он стоял у окна и смотрел на облачко размером не больше пушинки, вылетевшей из распоровшейся подушки; тотчас же стали собираться черные тучи, и пролился такой ливень, что собаки пили из луж, не опуская головы.
Скаццига с сомнением пожал плечами: носильщику не удалось убедить его.
— И грум его одного с ним поля ягода, — продолжал Тимберио. — Эта обезьяна в сапогах наверняка знается с дьяволом, иначе как бы ему удалось швырнуть меня на землю? Не помогай ему нечистая сила, я бы одним пальцем раздавил этого плюгавца.
— Я согласен с Тимберио, — величественно произнес шеф-повар. — Иностранец ест мало; он отослал обратно фаршированные тыквочки, жареную курицу и макароны с помидорным соусом, изготовленным лично мною! Что за страшная тайна кроется за этой странной умеренностью в еде? С чего это вдруг богатый человек отказывается от вкуснейших блюд и заказывает лишь жидкий суп с яйцом и ломтик холодного мяса?