Infernum. Последняя заря
Шрифт:
Зачем я говорю с Тобой, будто Тебе не все равно. Будто Ты слышишь. А даже если слышишь, будто для Тебя это имеет значение. А я ведь очень долго верил. А я ведь очень долго надеялся. Но прошли эпохи, исчезли миры и цивилизации, и я прошел точку невозврата. Я утратил все. Без сострадания. Без милосердия. Узри же, как в эту минуту разрушится Твоя уверенность в чистоте и непорочности. Ты не сможешь помешать. Ты не сможешь остановить. Ты не сможешь простить. И что тогда?
Глава 21. Прощание (Ранее 27)
В ее груди поднималось чувство, которое она не смогла бы описать. Разочарование? Обида? Унижение? Она пришла в себя, только когда почувствовала привкус соли у себя на губах. Она плакала. Но обида быстро переросла в гнев, требующий выпустить его наружу. Ида побежала. Она не разбирала дороги, встречая
— А что это за пташка у нас тут потерялась? Эй, смотрите! Великий Аху-Амрадаз послал нам хороший улов!
Ида сделала шаг назад, или думала, что сделала.
— Ну куда же ты, не уходи от нас! Мы не причиним тебе вреда, только удовольствие!
Ида наконец отмерла и выбежала с улочки. Они, конечно, помчались за ней. Чертово платье, путается в ногах и замедляет ее. Они бы никогда не догнали ее, будь она в свои штанах, а не в этом тряпье и жутко неудобной обуви, которая так и норовит соскочить с ноги.
Она бежала, не разбирая пути. Слезы застилали глаза. Если бы ей не было так страшно — гнев и обида стали отступать и она осознала, что оказалась одна на незнакомой улице в незнакомом городе ночью, — она бы думала о произошедшем. Она совершенно запутанна. Она была готова в тот миг поддаться искушению. Что с ней стало? Никогда еще в ее душе не терзали столько сомнений. Но сейчас она стала осознавать всю безвыходность своего положения. Она же даже не знает дороги. Одна, в этом наряде, сколько бы Луйс ни убеждал ее в том, что здесь это приличная и нормальная одежда, но она видела, как на нее смотрели. Как загорались огни желания в глазах мужчин. Как загорался огонь в его глазах. Он никогда не смотрел на нее так. Он никогда не был так близок. И она до этого вечера не знала, что ей нравится, когда он так смотрит. Что она хотела этого. Она боялась себе признаться в этом. Пыталась найти оправдание в своем смятении, в своих переживаниях — вдруг она просто нашла единственного близкого человека, который рядом с ней в эту самую тяжелую минуту ее жизни. Она заблудилась — и в прямом и в переносном смысле. Она не знает, куда ей идти и что делать дальше. Она одна. Она всегда будет одна. Все мысли — о произошедшем и происходящем — смешались в голове, мешая думать и оценивать ситуация. Здесь. Сейчас. Спасительный поворот.
Тупик.
Ида с ужасом остановилась, приходя в себя от душащих мыслей. Нет-нет-нет. Она стала бездумно и беспорядочно шарить по стене, оглядываться в поисках лазейки, маленькой улочки, затерявшейся меж домами, открытой калитки, где можно было бы спрятаться от преследователей. Она оглянулась —в конце улицы не было никого. Может, они отступили? Она медленно, прячась под тенью крыш, пошла обратно. С каждым шагом движения становились смелее, дыхание постепенно выравнивалось, биение сердца успокаивалось. Оторвалась. Они перестали ее преследовать. Но как только она собралась выйти на середину улицы, как откуда-то сверху раздался свист и что-то с шумом рухнуло за ее спиной. Ида прижалась боком к стене, боясь оборачиваться.
— Думала, сможешь сбежать от нас? — раздался голос за ее спиной.
— Неужели мы тебя напугали? — прозвучал приторно-сладкий голос сверху. — Нам пришлось гнаться за тобой два квартала, чтобы извиниться. Мы не хотели тебя напугать, — продолжил человек на крыше.
«Их было трое. Где третий?» — пронеслось в голове.
Вдруг в конце улицы появился силуэт.
— Вот вы где! Могли бы и подождать! — отпив из бутылки, с наигранной обидой произнес третий преследователь. Сделав еще один глоток, он выбросил бутылку. Та разбилась об стену.
— И упустить этот дар Аху-Амрадаз — нет, дружище!
Человек стал подходить ближе. У Иды не осталось шансов сбежать. Она хотела позвать на помощь, но крик застыл в горле. Неужели жители дома, под окнами которого все происходило, не слышат шум? Ее сердце так громко стучит, что ей казалось, будто весь Пар-Ис должен слышать этот набат. Она по крайней мере постепенно перестала слышать что-либо еще кроме этого биения. Разум ее словно затуманился, перед глазами начали расплываться очертания. Мужчина с крыши тоже спрыгнул на землю. Она окружена — за ней стена дома, а с трех сторон надвигается ее кара. Она сжалась в комок, когда к ней потянулись руки и один из мужчин оказался слишком близко. Она не могла пошевелиться, лишь почувствовала, что ноги подкашиваются и она постепенно сползает на землю. Перед глазами всплыла четкая картина недавнего прошлого. Дня, после которого вся ее жизнь перевернулась. Дня, после которого начался обратный отсчет до ее личного Судного дня. И вот он настал. Если ее не убьют, она все равно останется мертва. Безжизненная душа в живущей оболочке. Зачем она вообще все еще живет на этой земле? Если у нее такая участь, предначертание уничтожить мир —не лучше ль позволить уничтожить себя. Из вихря мыслей ее вырвал удар. Точнее что-то рухнуло на нее. Тело. Она сжала глаза, натянулась как струна, но ничего не произошло. Тело продолжало мешком лежать на ней, давя своей тяжестью. Ида постепенно открыла глаза, но перед ней шторкой висел борт пиджака. Она стала различать шум драки, звуки ударов о плоть, стоны и короткое «Ида». Луйс нашел ее. Луйс всегда оказывается рядом, когда нужен. Ида попыталась спихнуть с себя это пропахшее потом и пивом тело, но ее руки не слушались, она все еще не могла собраться силами. И мысль, что мужчин было трое, а Луйс один, придала ей решимости. Она должна помочь. Она кое-как сдвинула безвольное тело и попыталась выползти из-под него. Перед ней рухнуло еще одно. И уставилось единственно целым глазом на нее — Ида испугалась, но потом поняла, что глаз не моргает. Сдержав приступ тошноты, Ида продолжила движение и выбралась из-под тяжелой ноши. Кое-как поднявшись, она огляделась в поисках Луйса и третьего преступника, но никого не увидела. Ида растерянно стала оглядываться и только в тени куста неподалеку увидела его. Он сидел на земле, прислонившись к стене, голова свисала к груди, а рукой он придерживал живот. Ида подошла ближе, боясь, что Луйс смертельно ранен. Но оказалась не готова увидеть того, кто спас ее.
— Ишас?
— Хей, кхе-кхе, привет, мелкая, — прохрипел Ишас и улыбнулся, глядя ей в глаза. — Далеко же ты забралась от дома.
— Ишас, я…— Ида растерялась, не зная, что сказать, все смешалось в ее душе: чувство вины и обиды, радости и огорчения, страха и покоя. Она молча села рядом с ним.
Они могли бы просидеть так еще долго, как не раз проводили время в деревне. Ида вспомнила, как они любили спускаться к реке и в тени старого дерева сидели молча и слушали пение птиц, шум бурлящей реки, стрекот насекомых. Как будто время останавливалось и в мире не существовало ничего кроме них двоих и звуков природы. Это были счастливые минуты. А сейчас Ида слышала только прерывистое дыхание Ишаса, его редкий кашель и стук своего все еще не успокоившегося сердца.
— Сможешь встать? — прервала тишину Ида, не в силах больше сидеть в неведении.
— Да, сейчас, я в порядке, просто этот болван не имеет понятия о чести и достал нож.
Услышав про нож, Ида встрепенулась, она не видела крови и даже не подумала, что Ишас сжимает рану, а не просто место сильного удара.
— Ишас! Он ранил тебя? Дай посмотреть!!
— Не, все нормально, просто царапина! Эти городские парнишки слабые и беспомощные. Но ты права, нам надо идти, а то скоро придут в себя.
— Ты мог погибнуть!
Он с грустью посмотрел на нее, слегка улыбнулся:
— За тебя я бы умер! — в его глазах читалась искренность и решимость. Ида почувствовала эту тоску и невысказанные слова застряли комом в горле.
Молчание повисло между ними тяжелым камнем. Ида где-то в глубине души знала об этом, но все равно признание оказалось неожиданным. Она сдержала слезы. Лишь спустя долгих пару минут она выдавила из себя:
— Ты их не… — недоговорила Ида.
— Убил? — Ишас рассмеялся. — Нет, хотя стоило бы. Я, — он прервался, обдумывая что сказать дальше или как сказать то, о чем хотел, — я в какой-то момент правда хотел их убить, но потом подумал, что не хочу слушать, как ты распекаешь меня и читаешь нотации про грех и про то, что меня ждет дальше.