Информация
Шрифт:
– Охрен-не-еть! – Лицо Руслана страшно исказилось. – Вот тебе и простуха. А мы тут киснем!
Увольнение Оксаны стало толчком, и теперь большинство людей занималось почти исключительно тем, что искало другую работу. Делалось это открыто, Настоящий Полковник бесновался, ему хамили. Смелости сотрудникам добавляло то, что вместо Оксаны была принята тетка, не умеющая даже как следует владеть компьютером. Некоторое время она просила помощи по любому вопросу, а потом забила и стала тупо пить чай…
В начале августа валить стали массово. Из нашего отдела ушли Артем Пахомов и Настя, за их столами
Когда я увидел ее «Айфон 3GS», который до сих пор еще не продается в России, сумочку от «Миу Миу», а потом и автомобиль, на котором она ездит, – новенький «Ягуар XJ» (совсем вроде бы не женский), то был очень изумлен, зачем она устроилась сюда за тридцать тысяч (в самом лучшем случае), которые к тому же выплачивают с огромным скрипом. И по одежде, и по поведению она была явно не из того слоя, какой плесневеет по офисам.
Мне она понравилась. Симпатичная, ухоженная, а главное – какая-то притягательная, интуитивно близкая мне… Трудно объяснить, чем, но было ощущение, что вот такую девушку я давно ждал. И радовало, что и она обращает на меня внимание.
Несколько дней повода завязать с ней разговор не представлялось, – мы сидели друг напротив друга и переглядывались откровенно заинтересованные друг другом. Но взять и начать болтать и мне, и ей казалось нелепо. Щелкали клавишами, хмурились в мониторы, и, отводя от них глаза, встречались взглядами…
Когда Ольга выходила из кабинета, у меня возникало желание тоже встать и пойти следом за ней. Завязать в коридоре разговор… Естественно, оставался сидеть, терпеливо ждал возвращения… Может быть, я бы подкараулил ее где-нибудь (это было несложно), но я всячески убеждал себя, что неформальные отношения на работе – пошлость. Я всегда старался держать дистанцию с сослуживцами, ограничиваясь «здравствуйте», «до свидания», «привет», «пока»; единственное, мог на праздничной вечеринке дежурно пошутить.
Но в случае с Ольгой все получилось иначе. Этому способствовало и то, что я увидел в ней девушку, которая действительно мне нужна (впервые с момента знакомства с Ангелиной), а также, и это более существенно, мое внутреннее решение вот-вот отсюда уволиться.
Да, мы проработали вместе три с небольшим месяца, а потом и началось наше настоящее общение. Еще месяца два. Прекрасные и… ну, можно сказать, драматические два месяца.
Дальнейшие события я буду описывать, скорее всего, схематически, пунктирно. И не только из-за нехватки времени; но в голове такой сумбур, что события последнего полугода – от знакомства с Ольгой до того момента, когда я понял, что нужно спрятаться, – не получается разложить в хронологическом порядке, выбрать основное, а записывать все подряд, как я убедился, нереально… Поэтому постараюсь более-менее связно объяснить, почему я забился в угол, отключил телефоны и пугаюсь каждого шороха.
К этому привело несколько причин. Большинство из них возникало на протяжении четырех лет, одни раньше, другие позже; они развивались то активнее, то медленнее, и вот в начале зимы сплелись в такой сложный клубок (прошу прощения за этот уже встречавшийся в моем тексте
Первая, самая, наверное, несущественная (хочется верить, что так) причина, – в августе я наткнулся в Интернете на пост какого-то горца с тарабарским ником, где речь шла о моей весенней статье про церковь в Тарумовке. Горец (по крайней мере, на юзерпике был изображен молодец в бараньей шапке) писал нечто такое: «Поражен цинизмом и ложью… Вопросы корреспондента носят провоцирующий характер… Статья подрывает авторитет руководства республики в решении межэтнических и религиозных вопросов… Пиар-акции такого характера у нас не проходят…» Все бы ничего, но в конце он обещал «найти и наказать провокатора».
Второе – я не желал больше общаться с Полиной… Вообще-то я довольно долго сомневался, правильно ли делаю, что окончательно с ней разрываю, время от времени, даже против желания и голоса разума, пытался наладить отношения. Пусть не отношения жениха и невесты, но хоть человеческие. Все-таки у нас были хорошие, очень хорошие часы.
Но каждая встреча заканчивалась ссорой, после которой я давал себе слово больше не отвечать на ее звонки, не встречаться… Проходило несколько дней, неделя, и я не выдерживал, это слово нарушал.
Зря, конечно, продлевал агонию, но в самой глубине души все же был страх совсем потерять Полину. Точнее – страх опять остаться одному.
Знакомство с Ольгой стало этот страх гасить, но еще активнее его гасили выходки Полины.
Одна из них переполнила пресловутую чашу терпения: Полина попросила срочно забрать у какого-то актера две тысячи рублей (сама, дескать, с ребенком); я забрал, но, естественно, не помчался в Тарасовку, а решил передать при случае. А на следующий день узнал от Макса, Ивана и Свечина, что Полина звонила им, явно бухая, и кричала, что я украл у нее деньги.
– Ну и идиотка! – не мог не поразиться.
Эти две тысячи отдал ей тем же вечером и объявил:
– Все, больше я тебя видеть не хочу. Не звони. Я серьезно.
С месяц она не объявлялась, а потом позвонила с чужого номера. Я подумал, что это по делам, ответил. И услышал жалобный лепеток:
– Пожалуйста, не отключайся! Прошу… Мне нужна помощь.
– Что еще случилось? – проявил я слабость; как раз ехал из агентства, где почти целый день проболтал с Ольгой на лестнице, потому был в приподнятом настроении, и возникло подсознательное желание послушать жалобы вечно теперь несчастной, никому не нужной Полины.
– Я здесь, на улице, – скулила она тихо и бессильно, – отвези меня домой к моей дочке. Я очень замерзла…
– Ты вполне можешь сесть в электричку и доехать.
– Нет… Мне очень плохо… Я лежала в больнице, в клинике неврозов… Отвези меня, пожалуйста, к моей дочке… И у меня совсем нет денег.
Ну, что делать… Я узнал, где она (оказывается, сидит на скамейке возле Рижского вокзала), развернул «Селику» и поехал.
В первую минуту как увидел ее, ощутил острое сожаление: «Ну и что бы не быть нам вместе…» Миниатюрная, но фигуристая, в каждом движении женственная; лицо хоть и без косметики, осунувшееся, но все равно миловидное, которое хочется целовать. Черные завитки волос, близорукий, но пристальный взгляд…