Ингвар и Ольха
Шрифт:
Со все еще бешено стучащим сердцем Ингвар прошелся по комнате, огляделся. Он был напуган до икотки, но не мог своего страха выказывать даже перед котом. На воеводу всегда устремлены глаза воинства, особенно молодых ратников.
В темном углу под потолочной балкой висели темные грязные мешочки. Ингвар брезгливо и с опаской скользнул по ним взглядом, отшатнулся, догадавшись, что это живые нетопыри. Отвратительные создания ночуют в избе ведьмы!
Он не помнил, как выбежал на крыльцо. Воздух показался резким и прозрачным, как вода подземного ключа. Только сейчас ощутил, как взмок
Глава 31
Он сидел на крылечке, когда звериное чувство опасности заставило насторожиться. Через полянку двигалась щуплая седая старушка. Жидкие пряди беспорядочно падали на спину, одета в черное, за спиной мешок. Правой рукой опиралась на клюку, но шаг ее был скор.
– Исполать, добрый молодец, – сказала она первой.
Ингвар встал и поклонился в пояс, как кланяются князю или родителям.
– Добро ли чувствуешь, бабушка?
– Спаси бог, – ответила она, ее запавшие глаза быстро пробежали по витязю.
Ингвар ощутил на теле множество мелких лапок, будто бросили в муравьиную кучу, потом это ощущение исчезло, а старуха сказала заинтересованно:
– Заходи в дом, гостем будешь.
– Да я уже заходил, – ответил Ингвар тоскливо, плечи сами по себе передернулись.
– Здесь теплее, – согласилась ведьма, – солнышко всякой твари, даже человеку любо… Было бы так всегда, зачем бы хатки строить.
Она отворила дверь, вошла первой. Ингвар обреченно последовал за ней. Запах трав и коры в сенях показался еще мощнее, а в комнате воздух был тяжелым и плотным, хоть топор вешай. Кот радостно мявкнул, завозился на балке, оттуда посыпал сор, но слезть поленился. Кожаны спали, равнодушные ко всему.
– Садись, испей кваску, – предложила ведьма.
– Спасибо, не надо, – сказал Ингвар поспешно.
– Как хошь, – ответила ведьма, не огорчившись. – Квас из лесных ягод, он силу и ясность мысли придает. Но тебе-то зачем ясность? Человек не к ясности тянется, а к счастью… Верно?
– Да, – ответил Ингвар, вздрогнув, – наверное.
Он сел на лавку, смотрел, как ведьма вытаскивает из мешка пучки трав, три маленьких лукошка с разными ягодами, связку листьев, развешивает пучки вдоль окна. Лишь потом ведьма отодвинула крышку и зачерпнула ковшиком из бочки темную жидкость. Трепещущие ноздри Ингвара уловили резковатый терпкий запах. Если бы не знал, что готовит из жаб да летучих мышей, а из чего еще готовить ведьме, то не удержался бы, выпил ковш, другой.
И превратился бы сам в нетопыря или черного кота, подумал он с содроганием. Нет, лучше терпеть.
– С чем пожаловал? – спросила ведьма.
Ингвар смотрел еще со страхом, но отвращения не чувствовал, хотя старуха явно общалась, а то и была в родстве с нечистой силой. Хоть и в лесу живет, но выглядит чище и опрятнее, чем многие из княжеской челяди. Лицо как печеное яблоко, но без старческих пятен, язв, а глаза смотрят понимающе, без лютой ненависти к человеку, признающему только светлых богов.
– Да как тебе сказать, бабушка…
– Да так и скажи, – сказала ведьма словоохотливо. – Человеку завсегда что-то надобно. Это зверь лесной: наелся – и на бок. А человек и сытый что-то ищет, стонет, жалуется… Такая судьба человеку – иметь сердце ненасытное.
Ингвар сказал осторожно:
– Так ли? У меня в дружине больше таких, которые сыты и брюхом, и сердцем.
– Да рази то люди? – отмахнулась ведьма пренебрежительно. – А с чем ты пожаловал? По чему твое сердце рвется?
Ингвар смотрел в ее смеющиеся глаза, внезапно ощутил гнев. И сразу исчез страх перед могуществом лесной женщины.
– Знаешь ведь, – сказал он горько. – Чего ж тебе еще?
– Знаю, – согласилась ведьма. – Эх, лучше бы ты жаждал власти или богатства!
Ингвар смотрел недоверчиво:
– Бабушка… мне всего-то надо совсем пустячок. А заплачу я тебе серебром или золотом, как скажешь.
– А яхонтами? – спросила старуха внезапно. – Заплатишь? А рубинами, я больно рубины люблю. И чтоб изумруды еще принес, я их коту дам играться.
Голос ее стал сварливым, злым. Ингвар вспомнил глаза Ольхи, острая боль сжала сердце. Стало трудно дышать, грудь свело. В боку кольнуло, а острый шип остался.
Перекосившись, он сказал едва слышно:
– Все отдам… Только избавь меня от боли.
– Насовсем?
– Да.
– Жалеть не будешь?
– Нет, – вырвалось у него. – Я уже сейчас не человек, а полчеловека. Ни на что не годен, все о ней думаю. Для меня еще вот так… может быть, не дожить до конца недели.
Старуха смотрела испытующе, потом ее взор смягчился. Все еще сварливо, но чуткое ухо Ингвара уловило нотки сочувствия, буркнула:
– Ладно. Если все отдать сулишь, то в самом деле приспичило. Бывает, даже крепкие витязи мрут от такой муки, как мухи в осень. Жалко, вон ты какой вымахал большой и красивый.
Отвернулась, неспешно перебирала пучки с травами. Ингвар смотрел в сгорбленную спину с бессильной ненавистью и надеждой. Даже если придется пить отвар из жаб и летучих мышей, все вытерпит. Только бы снять древлянское колдовство с сердца!
– Подействует сразу?
– Сразу, как только, – ответила ведьма туманно. – Прежде чем выпить, тебе все равно понадобится вернуться, взглянуть на эту женщину… Она красива?
– Нет, – вырвалось у Ингвара. – Нет! В том все и дело!.. Это колдовство, я околдован!
– Ты это знаешь?
– Чую. Иначе почему у меня так болит сердце? Почему я иссыхаю на глазах? Уже мои воины замечают. Еще не говорят, но я вижу, как смотрят. Да и какой я воевода, если не о битвах думаю, а об этой рыжей…
– Рыжие богам угодны, – заметила ведьма.
– Рыжие все ведьмы, – возразил он горячо. – Ты тоже наверняка была рыжей! Теперь не разглядишь, а она сейчас в самом расцвете своей злой красоты.
– Так она красива?
– Нет, – повторил он зло. – Это колдовство, а не красота! Красивыми могут быть только маленькие женщины с золотыми волосами… до пояса, а то и до пят. А глаза чтоб голубые или карие… А эта – здоровая как конь, рыжая, глаза серые, но от злости могут становиться зелеными, как у твоего кота. Злая, того и гляди укусит или хотя бы поцарапает. И если мое сердце болит по ней, то что это, если не порча?