Ингвар и Ольха
Шрифт:
– Птицу надо покупать свежую, поняла? Мало ли что несвежую отдают почти задаром! У свежей птицы глаза полные и блестящие, кожа сухая, не скользкая. И везде одинакового цвета. У молодой птицы грудная кость гнется во все стороны, кожа белая, а волоски короткие, их мало. Жир белый, а не желтый… Запомнила?
Девка кивала, глаза были вытаращены.
– Да-да, белый, а не желтый…
– То-то. Когда потрошишь, смотри не раздави желчный пузырь. Иначе мясо пропитается страшной горечью. Даже собаки есть не станут. Если же ненароком раздавишь, то спешно прополоскай в нескольких водах…
– Да-да, все сделаю, матушка!
– Чтобы мясо птицы было свежим и нежным, надо резать за несколько дней, затем повесить в холодное место. Ну а ежели время не терпит, как вот сейчас, то влить им в клюв уксуса, запереть, но так, чтобы могли двигаться. Через два-три часа зарезать, выпотрошить и готовить. Мясо будет чрезвычайно рассыпчато и вкусно.
Глаза девки были ошалелые, вряд ли запомнила хоть половину из того, что сказала опытная ключница. Ольха пожалела, вмешалась:
– День добрый, Зверята. Добро ли почивала?
Зверята оглянулась, похожая на лютого зверя, но, узнав Ольху, расплылась в улыбке. Всплеснула руками:
– Ты чегой-то встала? Я велела девкам ходить на цыпочках, буде окажутся близь твоей комнатки.
– Не спится, Зверята. Гостей много.
Глаза старой ключницы были хитрые.
– Что ни говори, но мы, женщины, все равно не забываем…
– Чего? – насторожилась она.
– Что мужчин надо кормить. Своих, чужих, заезжих, даже врагов. Без нас запаршивеют, исхудают, коростой зарастут. И в таком тряпье ходить будут, что ворон вместо пугал доведут до икотки. Что-то не так здесь?
Ольха помялась, не хотелось снова влезать в чужое хозяйство, один раз уже поддалась этому женскому чувству, так тут же русы решили, что гордую древлянку покорили, подчинили и могут сесть на шею и ножки свесить.
– Зайцы, – сказала она наконец.
– Что с ними? – всполошилась Зверята.
– Да так… В ваших краях они не водятся?
– Как не водятся? Зайцы везде водятся, – ответила Зверята. – Правда, у нас больше рыбу умеют готовить. Такое жарят, пекут и варят, что свои пальцы проглотишь, не заметишь… А зайцы? Зайцы попадутся, едим. Просто жарим и едим.
Ольха с облегчением засмеялась:
– Тогда понятно. А я уж решила, что лезу в чужие секреты. Зверята, зайцы вообще все самые вкусные – это горные, а в низинах похуже. А твои люди купили низинных. Русак всегда вкуснее беляка. От заморозков до середины зимы – самые вкусные. Зайцев лучше добывать… или покупать молодых. До года. Чтобы узнать вкусность, надо переломить переднюю лапку. У молодых сочных зайцев – толстые колени, короткая и толстая шея. Старые зайцы длинные и худые. Заяц должен пролежать в шкурке не меньше трех дней, а потом, не снимая шкурки, надо его выпотрошить. За два дня до такого вот пира отрезать лапки и начать стягивать шкурку от задних лап, выворачивая кожу и доходя так до ушей. Счистить сгустившуюся под кожей кровь. Снять несколько пленок, которыми покрыт заяц. Последнюю кожицу снять осторожно, ножиком, чтобы не повредить мяса. Голову и передние лапки отрубить вовсе…
Зверята кивала, в глазах было расчетливое выражение. Запоминала, что-то прикидывала, загибала пальцы.
– Жарить их столько же?
– Да. Перед жарением вымыть, очистить, натереть солью… Да-да, сразу натереть, а не потом солить, когда снимешь с вертела! Дать подрумяниться, пока споешь дважды о храбром Мраке и верном Кузнечике.
Зверята широко улыбнулась:
– Чувствую, теперь гостей вовсе из-за стола не выгонишь! А тебе, княгиня, лучше бы показаться в гостевой палате. Хозяин куда-то ускакал, а ты…
– Что – я?
– Ну, – замялась Зверята, – раз обручены, должна как-то заменять. Другая бы не смогла, я таких женщин не знаю, а ты сможешь. И все гости тебе рады.
Ольха покачала головой:
– Я помню, кто я здесь. И не называй меня княгиней.
Глава 32
Она бесцельно побродила по двору, где все заволокло дымком, пахло паленым пером, подгорелым мясом, смолистыми дровами и сдобными кореньями. Постояла возле дюжего парня, тот на ее глазах зарезал крупного молодого кабанчика, опустив в кадку с холодной водой, потом чуть-чуть подержал в кипятке, осторожно соскоблил ножом, чтобы со щетиной не слезла и кожа, опалил соломой. Быстро и умело разрезал от шеи, выпотрошил, вымыл.
Ольха удивилась, что он не добавил ни кореньев, ни ароматных листьев, ни душистой травы, но когда присмотрелась, поняла. Сам по себе подсвинок был настолько нежен и сочен, что все травы только могут отбить его нежнейший вкус.
Парень оглянулся, подмигнул:
– Угадай, для кого?
Ольха наморщила нос:
– Для воеводы Асмунда?
– Точно. Он так жрет, что для него и готовить одно удовольствие.
Она некоторое время смотрела, как свиненок быстро зажаривается, распространяет вкусные запахи. Парень не давал стечь жиру, кожица зарумянилась, стала коричневой, пахла одуряюще, и у Ольхи тоже потекла слюна, когда представила, как захрустит эта корочка под пальцами Асмунда, как из-под нее вырвется облачко одуряюще пахучего пара, а сочная жижа потечет, потечет…
– Когда изжарится, – напомнила она, – не забудь прорезать ножом спинку до кости. Кожа останется сухой и не потеряет сочного хруста.
– Я не рус, – ответил парень гордо, – наше племя только тем и жило, что диких свиней на своих полях било. Даже в лес ходить не приходилось! Умеем готовить их по-всякому. Я этого начиню гречневой крупой-ядрицей, подрумяненной, прожаренной в масле, а вон того… видишь, моя бабушка готовит?.. поросячьей и телячьей печенкой. Тоже прожаренной, истолченной с маслом, луком и чесноком. Асмунд еще и третьего запросит!
Бабушка молодого повара, сухонькая сморщенная старушка, часто переворачивала тушку, прокалывала самую толстую часть, проверяя готовность, но все еще выступала кровь, и она поливала квасом, еще больше умягчая сочное мясо.
Улыбнулась Ольхе беззубым ртом:
– Милая ты моя, лесная красота!
В ее голосе было столько участия, что Ольха спросила тихо:
– Как вам здесь?
– С русами? – догадалась старуха. – Да свыклись. Я ведь и до них тут работала. Как сейчас помню, когда ворвались в город. Этот Олег хитростью захватил город!