Инкуб, или Демон вожделения
Шрифт:
– Ты и впрямь сумасшедшая, – заявил Тим. – Ведь искры и раньше прожигали ковры.
– А книга? Как она выпрыгнула из огня?
– Выпрыгнула? Это действительно странно. Она выпала, отскочила. Я просто плохо бросил ее… вот и все.
– Ты уверен в этом, Тимоти?
– Да, вполне. Вся эта ерунда о мечах, топорах, бронзе, железе – выдумки. Если бы это было так, то каким же образом тебе удалось порезать мою руку?
Она хитро улыбнулась.
– Посмотри внимательно на нож своей матери. На что он по-твоему похож?
Нож и вправду был странным. Изогнутое лезвие делало его похожим на небольшой ятаган. Однако режущая поверхность была не снаружи лезвия, а внутри. Но Тим упрямо сказал:
– Нож,
– Старинный? Да. Но только не совсем обычный. Знаешь, какой это нож?
– Откуда мне знать?
Она провела пальцем по тупой стороне лезвия с такой страстью, что Тим был поражен. Подобных эмоций за ней раньше не замечал.
– Это нож для снятия кожи, – сказала она. – Тот самый, которым разделывались с ведьмами. Ты назовешь это предрассудком, но в те времена люди верили, что обыкновенным ножом кожу человека, происходящего от Богов зари, не снять.
Для того, у кого в жилах дочеловеческая кровь, нужен особый металл.
Она повернула нож за рукоятку, и на лезвии блеснуло отраженное пламя.
– Вот тогда и сделали такой специальный нож. Пока металл был еще горячим, в него добавили кровь из прорванной девственной плевы монашки, боговой невесты, которая принесла свою невинность в жертву во имя торжества Господа. А когда настало время закаливать сталь, лезвие опустили не в простую, а в святую воду. Это уникальный, единственный в своем роде нож…
17
… – Твой любовник имел тебя через зад… или ты брала в рот его… говори!
Молчание.
– Говори, дитя, или опять попадешь на дыбу.
– Пытайте и будьте прокляты, – кричит она.
– Еще четверть поворота, милорд?
– Две четверти, – говорит инквизитор.
Лицо его потемнело от гнева. В голосе впервые чувствуется злоба.
– Две четверти. И потом еще две, а потом полоборота, а потом целый; и еще и еще, пока эта проклятая сука не заговорит…
Комната скоро превращается в ад, пещеру для пыток, оргию нарастающей боли. Когда глаза вылезают из орбит от дикого ужаса, когда голова мотается из стороны в сторону, когда закованные руки сжимаются и разжимаются от боли, когда пальцы ног извиваются как маленькие толстые червяки, а сами ноги дрожат как бока загнанной лошади. Груди колышатся, выступающие ягодицы напряжены, каждый дюйм ее плоти протестует и сопротивляется. Дыба методично и бесстрастно продолжает разрушать тело. Палач, злобно улыбаясь, делает свое дело. Звуки мечутся от стены к стене, бойня наполнена воплями инквизитора, рычаг, поворачиваясь вновь и вновь, издает страшный скрип. Она с ужасом ощущает, что ее колени начинают разъединяться, плечи выходят из суставов, позвоночник превращается в столб белого огня. Тело бездумно отдает кровь, пот, все свое содержимое. Но визгливый маньяк продолжает крутить дыбу, подводя ее к такому пику страданий, что кажется, вот-вот все должно закончиться смертью. Но и этот пик можно преодолеть, чтобы отправиться к еще более мучительному. Боль забирается все выше и выше, достигает высот, где уже невозможно дышать. Это, наверное, последняя высота, потому что представить себе боль сильнее просто невозможно, она нереальна для плоти и костей. Но вот и эта вершина достигнута, и все-таки за ней – следующая. Так повторяется, пока два слова, выдавленных из глубин души, не срываются с ее губ…
18
Тим и Дженни лежали рядом в ее постели.
– Я одно знаю наверняка, – сказала Дженни, – если ты останешься в этом доме, твоя тетя сделает из тебя еще большего психа, чем она сама.
– Но, может быть, в этом что-то есть, – возразил он озадаченно. – Многие верят в эти оккультные дела. Не могут же все они быть ненормальными.
– Может, и не все, – ответила Дженни, – но если ты поразмыслишь внимательно над тем, что она говорит, то откроешь множество неувязок.
– Но она убедительно растолковывает их.
– Конечно… придумывая аргументы прямо на ходу. Ты же знаешь, человек может быть умным и ненормальным одновременно. Смотри, – она выпростала руки и методично стала считать на пальцах. – Во-первых, ты ей доказываешь свою невиновность, что па тебе нет никаких следов от пуль, так? Она в ответ читает тебе о бронзовых топорах из какой-то старой книги. А, может, этого в книге вовсе и нет, может, она не переводила, а просто придумывала. Но даже если в книге все так, то что это доказывает? Во-вторых, она ошибается и забывает о собственном вранье – режет тебе руку, а ты ловишь ее на этом. Она тут же выдумывает еще одну сказку о специальном ноже. Разве ты не видишь, что концы с концами не сходятся?
Тим подумал над сказанным Дженни и почувствовал себя чуть увереннее.
– Ну а как же все-таки книга, камин и огонь?
– Так, как ты ей сказал об этом, Тим. Искры и прежде приводили к пожару, а вещи и раньше выпадали из камина…
– Почему же огонь тут же погас?
– А, может, он и так погас бы сам…
Тим кивнул:
– Я тоже так думаю. – Он уставился на освещенный луной потолок.
– Джен, – произнес он через некоторое время. – А что, если я и вправду маньяк?
– Разве тебе надо кого-то насиловать? – задала она вопрос очень нежным голосом и погладила его под простыней.
– Нет, серьезно. Отбросим все это колдовство. Но в реальности вдруг я и правда псих какой-нибудь? Может, я теряю сознание и просто не помню, что творю?
– Я в это ничуточки не верю, и ты выбрось это из головы, Тим. То, что случилось с Мэлани и с другими, – это ужасно, чудовищно, но ты к этому непричастен, – твердо заключила она.
Он опять помолчал, а затем произнес:
– Я не перестаю думать об этой книге, переплетенной в человеческую кожу…
– Держу пари, что это самая обычная старая овечья шкура, – она подавила зевок.
– А дырка над «i» в слове «Perditae»?
– Что это за слово? – она повернулась к нему.
– Это часть названия.
Дженни нахмурилась:
– Забавно!
– Что забавно?
– К моему отцу приходил человек, мистер Траск. Я его видела всего минуту. Но пока я шла наверх, клянусь, что он сказал отцу о книге именно с таким названием.
Тим сел в постели:
– Ты уверена?
– Ну, не абсолютно.
– Это, наверное, тот приезжий, что остановился в гостинице.
– Может быть… Эй, куда это ты?
Тим сбросил простыню и встал. Торопливо одеваясь, сказал:
– Я хочу повидаться с ним.
– В такую пору?
– А почему бы и нет. Сейчас не так уж и поздно. И если твой мистер знает что-либо об этой книге, клянусь Богом, он мне расскажет…
Джулиан не спал. Он сидел за письменным столом и изучал записи, которые сделал во время второго разговора со Стефаньски. Ни один человек в мире не знал больше о парачеловеческом поведении, о тончайшей границе между реальностью и фантастикой, наукой и суеверием, чем старый Хенрик Стефаньски. Первую половину жизни он по крупинке собирал эти сведения там, где они возникали – в Европе. Сначала в своей родной Польше, потом в России, Германии, Трансильвании, Франции, Англии. И везде, куда он приезжал, делал удивительные открытия. Находил логические связи, составлял проницательные выводы. И практически из каждого города, большого или малого, он увозил с собой хоть какой-нибудь ценный документ – книгу, письмо. Обычно он покупал эти вещи, но иногда их отдавали даром. Он как-то признался Джулиану, что приходилось и красть. Таким образом у него собралась самая большая библиотека. Были в его коллекции экземпляры, известные другим только по легендам. Были и совершенно бесценные…