Инквизитор Светлого Мира
Шрифт:
Вальдеса такое положение дел не нравилось. Он не собирался терпеть халтуры.
– Эй ты, Али или как тебя там, – подозвал он в первый же день одного из молодых. – Ты знаешь, с каким натягом надо заворачивать вот эти гайки?
Палец Вальдеса, черный от масла, показывал на крепление передней подвески "Сеата", нависающего с подъемника металлическим брюхом.
– Какой такой натяг? – парень нагло оскалил зубы. – Правильный натяг там, Вальдес. Я все путем сделал, да.
– Я спрашиваю тебя, какая цифра натяга? – Вальдес тщательно выговаривал каждое слово. В руке он держал гаечный ключ с прибором, показывающим силу натяжения при
– Слушай, Вальдес, какие цифры, а? Что я, гайку завернуть не смогу, да? Я и обычным ключом все чувствую. Брось ты цепляться…
– Чувствуешь, значит?.. – Вальдес повернулся к машине и проверил прибором четыре гайки подвески. Все они были закручены слишком туго. – Ни черта ты не чувствуешь! Вот смотри, обезьяна, что ты сделал! Ты перетянул подвеску! В твою пустую голову не приходит, что после этого она не проходит и половины положенного срока?
– Эй, ты поосторожнее с выражениями! – Али, гордый, как и положено арабу, надул губы. Он еще не понимал, что, собственно говоря, происходит. – Ну, накроется эта подвеска побыстрее – нам же лучше. Этот козел – владелец тачки – к нам же приедет. Больше работы – больше денег…
– Это кто козел? – Вальдес похлопывал себя ключом по ладони, лицо его приобретало все более зловещее выражение. – Это Мартинес козел? Может быть, ты его и не знаешь, а я знаю! Он приличный человек, к тому же испанец, между прочим! Может быть, у вас там, в вашем Алжире, и принято делать все через задницу! Когда будешь делать тачки в своей Арабии и для своих арабов, можешь делать все как тебе захочется – хоть молотком шурупы забивай. А здесь, в нормальной стране, ты будешь делать все как положено. Так, как я скажу тебе! Или катись к чертовой матери!
– Не понял… – Второй араб, рослый Ахмед, уже подходил к ним, выражение его лица напоминало физиономию боксера перед выходом на ринг. – Слушай, ты, Вальдес! Ты нехорошо начал говорить! Про Арабию и всякое такое… Ну, сделал человек неправильно, да? Ты ему скажи про это, да? А зачем оскорблять-то, да? Думаешь, ты – испанец, тебе все можно, а мы – алжирцы, нам ничего нельзя, да? За такие слова, знаешь, и ответить можно…
Вальдес обвел взглядом мастерскую. Все бросили работу и глядели на них. Два араба, не участвующих в разборке, смотрели настороженно. Они явно не хотели вмешиваться, Вальдес даже уловил скрываемый страх в их взглядах. Пожалуй, они были поумнее, чем эти два наглеца – Али и Ахмед. Они знали свое место.
– Я отвечаю за каждое свое слово, – четко произнес Вальдес. – Но отвечаю только перед Богом, а не перед вами, бездельники! Для начала я назначаю тебе, Али, денежный штраф в размере половины дневного заработка. Но в дальнейшем, если кто-нибудь здесь будет вякать не по делу в ответ на мои справедливые замечания по работе, я буду наказывать его штрафом в два раза большим. Все поняли?
– Подожди, Вальдес…
– Все поняли, я спрашиваю?! – Вальдес повысил голос.
– Да.
Парни поплелись к своему рабочему месту, на ходу перебрасываясь арабскими фразами. Вальдес с удовольствием прибавил бы к штрафу несколько хороших зуботычин, а может быть, даже и попинал этих недоносков ногами. Но он не имел на это права. Закон есть закон, и если он считает этих обезьян людьми, то приходится с этим смириться.
Заносчивые сыны юга не собирались сдаваться так просто, но они плохо представляли, с кем имеют дело. В течение недели Вальдес
В конце недели хозяин мастерской позвонил и попросил Вальдеса зайти в его свой офис.
– Вальдес, ты чего там вытворяешь? – благодушно поинтересовался хозяин. – Жалуются на тебя. Мол, не даешь никому спокойно работать…
– Кто жалуется? Арабы?
– Какая разница? Жалуются…
– Я не даю никому работать спустя рукава, – сказал Вальдес. – И не дам. Требования у меня простые. Хочешь работать – делай это качественно. Не хочешь – убирайся.
Он нисколько не робел перед шефом, от которого, разумеется, зависело его благосостояние. Вальдес был уверен в собственной ценности и спокойная эта уверенность заставляла людей относиться к нему с уважением.
– Вот как? – Хозяин усмехнулся, вытер лысину носовым платком. – Не рано ли ты командуешь? Не забывай – ты и сам парень из деревни. Пришлый. Наживешь себе здесь врагов – рад не будешь…
– Вы что, за этих жалких арабов заступаетесь? Да с ними только так и нужно иметь дело! Давить их надо – хороших слов они не понимают…
– Тише ты! Разошелся!.. – Хозяин вспотел еще больше, даже оглянулся опасливо, словно кто-то мог их подслушивать. – Слушай, Вальдес, сам-то ты кто? Не немец, случаем? Что-то шерстка у тебя уж больно белая.
– Я испанец, – гордо сказал Вальдес. – А еще я думаю, что вам нужно выгнать пару бездельников-мудехаров из вашей мастерской и взять на их место приличных людей…
– Что это за слово такое – "мудехар"?
– Мудехар – это араб. Так называли арабов в старой Испании. Это было правильное время. Никто тогда не позволял подлым мудехарам распускаться…
– Слушай меня, амиго, – перебил его хозяин. – Я, конечно, одобряю, что ты наводишь дисциплину. Старый Хуан перед уходом всех там разбаловал. Я даю тебе карт-бланш в этом деле. Только знаешь, я хочу, чтобы ты забыл такое слово – мудехар. И перестал напоминать на каждом шагу арабам о том, что они арабы. Они просто люди. Есть люди хорошие и люди плохие. Национальность тут не причем.
– Это еще почему? – искренне удивился Вальдес.
– А потому! – Толстяк-хозяин тяжело поднялся из кресла и уперся кулаками в стол, глядя на Вальдеса заплывшими глазками старого диабетика. – Две из трех моих мастерских находится в арабском квартале – это раз! Половина, если не две трети моих клиентов – это арабы. Это – два! И из четырех моих лучших друзей – двое тоже арабы, черт подери! Ты можешь не любить арабов, Вальдес – в конце концов, это твое дело. Но я отношусь к ним хорошо! И если ты будешь разводить свою расистскую бредятину у меня в мастерской, ты вылетишь оттуда, как пробка! Ты понял?!