Инновационная сложность
Шрифт:
Сказанное справедливо, прежде всего, в отношении проблемы понимания в естествознании – проблеме, традиционно считавшейся атрибутом и отличительной чертой «наук о духе» (В. Дильтей). В естествознании эта проблема наиболее интенсивно обсуждалась в квантовой механике, множественность интерпретаций которой сродни плюрализму интерпретаций гуманитарных текстов. Сходны (но не тождественны) и методологические проблемы, порождаемые задачей понимания естественно-научных текстов. В теоретической физике это проблема «наблюдателя второго порядка», связывающего воедино ситуацию наблюдения и интерсубъективной коммуникации.
В социально-гуманитарном познании она известна как проблема «парадокса самоописания» (Н. Луман), или самореференции (Б. Вальденфельс). Суть ее в следующем. Классическая рациональность допускает существование «абсолютного наблюдателя», взирающего на происходящее в реальности с позиций вненаходимости. Абсолютный наблюдатель по определению трансцендентен реальности и в теологическом контексте вполне идентифицируем с господом Богом, обжившим место абсолютного наблюдателя.
Изучение же социальной реальности принципиально не допускает предположения о существовании позиции абсолютного наблюдателя, находящегося вне общества, но говорящего о нем с позиций трансцендентного не-соучастника. В анализе социальной реальности, напротив, существенна экспликация локуса теоретической речи в социальном пространстве, т. е. «места» социологического «взгляда» в высоко сложной социальной системе дифференциаций, различные уровни сетевой иерархии которой имеет свою систему культурных смыслов – «конечную область значений» (А. Шюц) повседневной речи и культурной символики [214] . Ибо в рамках коммуникативной парадигмы и (пост)неклассической рациональности в целом презумпцией анализа социологических данных является предваряющее понимание факта включенности социального теоретика в определенные ансамбли языковых и социокультурных практик, и, следовательно, несвободы от имплицитных предпосылок его социально-группового «культурного априори», традиций профессионального образования, научной школы и т. п. А это, в свою очередь, порождает необходимость «рефлексии второго порядка», т. е. в терминах автопоэзиса – рефлексивного самоотнесения – анализа собственных имплицитных, неявных предпосылок научной теоретизации. Социальный теоретик должен научиться выговаривать «фигуры умолчания» – содержание того «само собой разумеющегося» (фонового) знания, которое неявным образом входит в структуры его теоретической концептуализации. Иными словами, прежде чем стать наблюдателем социальной реальности («анонаблюдателем»), он должен стать рефлексивным со/ионаблюдателем, выстроить когнитивную модель себя как научного наблюдателя. В интерсубъективную же коммуникацию различных наблюдателей, таким образом, включаются наблюдения как «первого», так и «второго порядка» (в свою очередь, представленные различными пластами саморефлексии: от обыденных представлений до традиций научной школы, с которой ученый себя идентифицирует), генерирующие сложностный интерфейс взаимодействия социального теоретика с когнитивной структурой полученных данных. И в этом – методологическом – смысле социологический наблюдатель принципиально сходен с описанным выше «наблюдателем второго порядка» в естественных науках.
214
О множественности реальности как пластов социального опыта см.: Schutz A. On Multiple Realities // Philosophy and Phenomenological Research. 1945. Vol. V. № 4. P. 573–576. Русск. пер: Шюц А. О множественных реал ьностях // Его же. Избранные произведения. Мир, светящийся смыслом / Сост. и общ. ред. Смирновой Н. М. М., Росспэн, 2004. С. 401–455.
Модель наблюдателя и средств его наблюдения суть неэлиминируемые компоненты, локализованные в когнитивной модели эндофизических объектов. И в естественнонаучном, и в социально-гуманитарном познании он, исследователь сложности, сам неотъемлемый компонент и генератор этой сложности. В (пост) неклассической модели рациональности он должен осознать сложность как природы, так и человека в качестве неотъемлемой составляющей этой сложности, как объекта-соучастника не только ее эволюционного процесса, но и субъекта ее знаково-символической презентации в культуре. Такой взгляд, повторим, созвучен не только социальным наукам, артикулирующим неэлиминируемость коммуникативно-смыслового измерения исследуемых процессов, но также эволюционной эпистемологии и эндофизике, встраивающей модель наблюдателя в модель объектных структур изучаемого объекта.
Модель наблюдателя и средств его наблюдения, повторим, суть неэлиминируемые компоненты, локализованные в когнитивной модели как эндофизических, так и социальных объектов. Осознание подобного сходства методологических сдвигов в понимании места и роли наблюдателя в естественно-научных и социально-гуманитарных областях знания – необходимая предпосылка и основа построения трансдисциплинарной теории сложности.
Сложность творчества
Ю. С. Моркина
Смысл исследуется методами феноменологии и теории сложных систем. Как единица рефлексивного акта отдельный смысл никогда не дан сознанию, но смыслы образуют сложные системы – понятия – в которых сознание мыслит. Понятие может быть как чисто логическим, так образным, важно, что в понятии схватываются основные свойства предмета, относительно которого понятие формируется. Художественные понятия отличаются от научных и философских, и их образованию как сложных систем смыслов посвящен отдельный раздел. Художественное творчество рассматривается как тип познания, могущий быть смоделированным в рамках разрабатываемых нами моделей (автопоэтического сознания, сложного динамического акта, сложной ситуации, основным компонентом которой является сознание находящегося в ней субъекта, инсайта как самоорганизации систем смыслов в сознании при предварительном этапе их хаотизации).
Ключевые слова: смысл, сложная система, понятие; сознание, ситуация, творчество.
В трудах современных исследователей сложность понимается неоднозначно. Много написано о самоорганизации сложных систем. Но что означает сложность по отношению к творчеству? Творчество, ведь, – есть вид организации элементов опыта, вначале хаотичных, в сложную систему. Систему понятий, например, или концептов, как в поэтическом творчестве.
В изложении В. П. Филатова, с понятием сложности имеют дело науки, изучающие «явления и процессы, характеризующиеся саморазвитием, необратимостью, множественностью возможных путей эволюции. Нарастание сложности характерно и для современной социальной жизни, политики, экономики и развития технологий» [215] . Е. Н. Князева отмечает, что размышляя о сложности, «говорят о сложном поведении, сложных системах, сложности данных и т. д.» [216] . «Сложными являются системы неживой и живой природы, естественные и созданные человеком искусственные системы, социальные организации и экономические структуры, экосистемы и т. п.» [217] А. Ю. Антоновский рассматривает как примеры сложных систем психические системы переживаний или социальные системы коммуникации [218] . Поэтому мы разговор о сложности начнем с прояснения понятия системы. Система (от греч. – целое, составленное из частей, соединение), как ее определяют в философии, – совокупность элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которая образует определенную целостность, единство.
215
Филатов В. П. Обсуждаем статьи о сложности // Эпистемология и философия науки, 2008, № 4. С. 164.
216
Князева Е. Н. Обсуждаем статьи о сложности // Эпистемология и философия науки, 2008, № 4. С. 165.
217
Там же.
218
См.: Антоновский А. Ю. Обсуждаем статьи о сложности // Эпистемология & философия науки, 2008, № 4. С. 173.
Выделяют различные типы систем. Для нас важно наиболее общее проводимое деление систем на материальные и идеальные. Материальные системы делятся на системы неорганичной природы (физические, геологические, химические и др.) и живые системы, куда входят сложные биологические объекты, такие как организм, вид, экосистемы. Особый класс живых систем образуют социальные системы, многообразные по типам и формам (от простейших социальных объединений до социально-экономической структуры общества). Идеальные системы являются продуктом человеческого мышления; они также могут быть разделены на множество различных типов. К ним относятся научные понятия, гипотезы, теории, последовательная смена научных теорий, формализованные системы (металогика, математика), а также сама теория систем как научное знание.
Для нас очевидно, что идеальные системы тоже могут быть сложными и к ним возможно применять понятие сложности, разработанное для материальных систем. Будет ли такое применение всего лишь метафорическим переносом? Во всяком случае, оно имеет определенную специфику, поскольку, исследуя системы, порожденные человеческим мышлением, мы имеем право считать их сложными настолько, насколько они порождены сложным мышлением и насколько сложное мышление они порождают, будучи актуализированы. Их сложность связана со сложностью мышления и сознания, хотя человеческое мышление способно порождать и простое.