Инновационная сложность
Шрифт:
Феноменологическая артикуляция темпоральной сложности сознания (хотя и на основе иных, чем феноменология, предпосылок) в некоторых важных отношениях созвучна идеям И. Пригожина. Ключевым концептом его исследования проблем инновационной сложности является понятие времени. Введение темпоральных характеристик в исследование, например химических взаимодействий, сформировало решающие предпосылки его концепции синергетики. Современные же исследователи, например, Сьюзи Фробел (Susie Frobel), отмечают влияние идей Э. Гуссерля на современные концепции фрактального времени, – фрактальной распаковке «гнездящейся» структуры временного континуума.
Фундаментальной проблемой анализа темпоральных основ восприятия является уже упомянутая ранее проблема «теперь», смысл которой не схватывается в рамках классически-объективист-ской конструкции мироздания. Очевидные трудности приписывания физического смысла моменту «теперь», как отмечалось выше, будоражили еще гений А. Эйнштейна. Он полагал, что физика не в состоянии выразить
В психологическом же времени, времени-мериле человеческого взросления, человек воспринимает настоящее – «теперь» – как существенно отличное от прошлого и будущего – того, что было и что будет. И это отличие для него существенно. Феноменологически прошлый опыт играет решающую роль в семиотике темпоральности. Воспоминания (по Гуссерлю, ретенции) – это субстанция прожитого опыта, отложившегося в памяти запасом субъективных смыслов – смысловой конфигурацией, сложившейся эмпирически в синтезе персонального опыта. Этот процесс субъективного отложения («осаждения») опыта в социальной феноменологии получил название процесса седиментации субъективных значений. Он играет ключевую роль в персональной идентификации личности, поскольку на нем основан запас подручного знания (the stock of knowledge at hand). Именно этот персональный запас знания, в котором кристаллизован личный опыт человека, лежит в основе когнитивной карты (матрицы) всех его последующих восприятий и интерпретаций. Он задает видение любой социальной ситуации человека как биографически детерминированной, соотносимой с когнитивными паттернами уже накопленного жизненного опыта, что позволяет ему действовать не как социальный автомат, но как уникальная личность в социальном мире.
Даже неразлучные близнецы, утверждает А. Шюц, имеют различные запасы подручного знания. Ибо процесс седиментации субъективных значений определяется совокупностью трех факторов, которые и у гипотетических близнецов различны, во всяком случае, до некоторой степени. Запас подручного знания индивида определяется, во-первых, интенциональным объектом переживаний, задающим его содержание. Проще говоря, биографическая ситуация человека задана тем, какие переживания имели место в его жизни. Во-вторых (что менее очевидно, но не менее важно), последовательностью наслаивания переживаний, их контекстуальными «окаймлениями». И подобно тому, как одни и те же химические соединения в различных напластованиях образуют разные геологические породы, различная последовательность переживаний формирует и специфически-индивидуальный жизненный опыт. В жизни каждого человека есть «решающие» переживания, сформировавшие психологический и социальный профиль его личности тем, что имели место в определенное время и в контексте определенного духовного опыта. Для социального становления человека вопрос о том, в каком возрасте и в каких жизненных обстоятельствах он познал радость любви и дружбы, горечь измены или предательства имеет решающее значение. Как знать! Случись они раньше или позже, в контексте иного опыта «взросления» – и человек мог бы стать совершенно иным. В любом случае, темпоральная детерминация главных составляющих его личного опыта существенна для персональной идентификации личности. И, наконец, в-третьих, (по счету, но не по важности) – глубина переживаний, которая и у наших гипотетических близнецов не может совпадать в точности.
Момент «сейчас» разламывает темпоральный континуум на прошлое и будущее, а в определенном смысле – и на социальное и индивидуальное (на преобладание этих темпоральных компонент в сознании). В каком же смысле? Проектирование будущего (по Гуссерлю, протенции) имеет иной, чем воспоминания, когнитивный статус в сознании. Опыта будущего еще нет в сознании, а быть может, и не будет. Опыт будущего – это опыт в возможности, потенциальный опыт. Ему можно приписать гипотетический набор субъективных смыслов на основе наличных типологических образцов (когнитивных паттернов) мышления, деятельности и социальной организации. Но «потенциальные» субъективные смыслы не участвуют в формировании запаса наличного знания, а потому и не в состоянии биографически детерминировать наши актуальные восприятия и интерпретации.
Однако предвосхищения (антиципации) будущего так или иначе влияют на настоящее. Социологи знают, что когда иллюзия воспринимается людьми как реальность, она реальна по своим последствиям (теорема Томаса). Но характер влияния будущего на настоящее иной, нежели прошлого на настоящее. Прошлое можно переписать, реинтерпретировать, т. е. придать ему новые смыслы, но его нельзя изменить. Проекции же будущего мы изменяем постоянно – нашими действиями в настоящем. Предвосхищения будущего основаны в большей мере на социально-апробированном, типизированном знании, нежели на личном опыте. Ибо личного опыта будущего у нас нет. Но социальное сообщество накопило опыт предвидения будущего в социально-одобренных образцах (когнитивных паттернах). Он кристаллизован в типизациях социального мышления и действия. Типизации – это смысловые конфигурации, сложившиеся в процессах седиментации интерсубъективных социальных значений. Их социальная функция – уменьшить неопределенность и создать предсказуемый социальный мир, т. е. осуществить редукцию сложности системы при переходе из состояния «сейчас» в «потом».
Типизации помогают человеку не только в повседневной жизни, предоставляя готовые рецепты практических действий. Они помогают пережить встречу с непредвиденным, трансцендентным, прерывами в повседневности. И в этом смысле типизации, аккумулирующие социальный запас интерсубъективных социальных значений, служат инструментами редукции сложности [208] социальной системы.
Будущее открыто множеству наличных возможностей, «погашенных» в прошлом. Э. Гуссерль различает проблематичные и открытые возможности. Первые уже даны в реальности и представлены сознательному выбору. Подобный выбор осуществляется путем перебора и «взвешивания» преимуществ наличных аттракторов-альтернатив. Человек выбирает товары на прилавке, друзей, вуз, место работы. Равным образом он выбирает и способы действия (пример Ж. П. Сартра: примкнуть ли к Сопротивлению или остаться при больной матери?). Но подобный выбор из готовых альтернатив, по Гуссерлю, оставляет человека за пределами подлинного царства свободы.
208
См.: Schutz A. The Homecomer. Ibid. Р. 294–308. (пер. с англ. Смирновой Н. М).: ШюцА. Возвращающийся домой // Его же. Избранные произведения. Мир, светящийся смыслом. М.: Росспэн, 2004. С. 550–556.
Напротив, открытые возможности на момент проектирования действия еще не существуют в реальности. Сознание не выбирает, но «творит» их в субъективном времени в форме будущего проекта действия. Различия между открытыми и проблематичными возможностями, по Гуссерлю, существенны. Представление о том, что человек изначально помещен в готовый контекст проблемных альтернатив, элиминирует значимость субъективно-психологического времени и препятствует продуктивному развитию социальных наук. Когда публичный политик говорит, что у него нет выбора, следует уточнить, что речь идет лишь о выборе из проблематичных, но не открытых возможностей. Последние еще должны быть созданы, а это требуют мобилизации социального воображения и творческого потенциала личности. Но именно открытые возможности, проектируемые во внутреннем времени, раздвигают рамки человеческой свободы.
Такова феноменологическая интерпретация проблемы «сейчас». Обобщая (и несколько огрубляя), можно сказать, что «сейчас» – это локус встречи субъективного и объективного времени, социального и индивидуального. Пограничное положение «теперь» позволяет с его помощью преодолеть дуализм внутреннего и внешнего, раскол между атемпоральной классической наукой и глубокими философскими прозрениями о времени А. Бергсона, У. Джемса и Э. Гуссерля. Но, равно как и в социальных науках, оппозиция социального и индивидуального в социально-философском мышлении концептуально все более опосредуется в таких понятиях, как «габитус», «фигурация» «социальное тело» и т. п., подобно тому, как в рамках синергетики саморазвивающихся систем «тает» непроходимая грань внутреннего и внешнего. И в этой связи анализ семиотики темпоральности является важнейшей составной частью исследования современных процессов интеграции естественных и социально-гуманитарных наук.
Отмеченная выше конвергенция методологии естественнонаучного и социо-гуманитарного познания на основе автопоэтических представлений – свидетельство трансдисциплинарного характера современной стратегии исследования сложности [209] , справедливо полагает Е. Н. Князева. Рецепция концепта сложности социальными когнитивными науками является продуктом формирования все более «тонких» методов исследования, ориентированных на теоретическое отображение не только системно-структурных характеристик социальной реальности, но и коммуникативно-смысловых аспектов социального мира. И понятие сложности, как я попытаюсь показать далее, является философской манифестацией не только «синергетической чувствительности» методологии социально-гуманитарного знания, но и комплексного процесса интеграции естественных и социально-гуманитарных наук.
209
Князева Е. Н. Трансдисциплинарные стратегии исследования // Вестник
ТГПУ, 2011. № 10 (112). С. 193–201.