Иночим великанов
Шрифт:
– Я направлюсь в лирру, – лаконично и обрывисто отстегнул виконт, чувствуя казуально проносящуюся дрожь у поджилок, от общей неловкости – допроса…
– Это твоя цель бытия, или если порыть, сыщется более неотложная причина? – уже более сердито отозвался тот под огни свечей, ощетинив грубые черты сведенного лица.
– Увы, мне невмочь, поведать вам паче. Государственная тайна, – глупо развел руками Джоаль в бордовых манжетах с желтой полосой тесьмы, как тут же на стол обрушалась ладонь Барона. От силы удара и грохота, встрепенувшаяся как игла Риба, оробев выронила
– А я есмь кто, ежели не представитель государства?! – Джоаль чаял устрашиться в сердцах пробасившему верзиле с выступившими по лицу жилами, но тут он как бойко протрезвел, и не от вина, которого он принял лишь пинту. Нет, он понял границу своей власти, и наконец помянул, как к нему относились в замке.
– Вы мой благоверный, безусловно часть государства. Но я племянник королевы, а не захудалый посол или мозгляк гонец. Посему аль я говорю государственная тайна, следственно, она ей и остаётся. Настоятельно прошу предстать своими требованиями конкретнее или я уйду. Напоминаю, у меня поручение короля, а не графа, или вздорной дочки барона, со страстным письмом полюбившемуся рыцарю.
Барон, несмотря на мгновение близкое к тому, чтобы сорваться с места и придушить высокопарного, не терявшего присутствия духа виконта своими кряжистыми руками, быстро остыл, и даже прородился на язвительную улыбку с кривыми зубами.
– Хорошо стелешь, да ещё так помпезно. Вот токмо в одном нюансе у тебя пролет.
– Слушаю? – с мнительным репеем за заколовшую шею озадаченно произнес виконт, который от фраппирующей улыбки борона, на раз растерял всякую уверенность.
– Тут встала такая дилемма. Я нежданно-негаданно уразумел, что тебя никто здесь в глаза не знает, а стало потвердеть твою августейшую особу, не может. Как ты намерен обосновать мне, что ты подлинный исполнитель воли короля? Вовсе не статус виконта меня гложет, это рефрен другого толка. Где шанс, что ты не шпик востока, кой прибыл сюда для диверсии?
Выслушав все вываленные на голову наветы, Джоаль было растерялся до потери краски холеных щек, роняя усы к щетинистому подбородку. Но враз собрался, и уколом в память изыскал нить о самом дорогом, что у него обретается, и что он хранил у сердца. Робко доставая свиток пергаментной бумаги, он вмиг неприятно обескуражил барона, который немедля ухватился за уложенные волосы, что растрепались ворсом при касании.
Печать на застывшем сургуче, не могла его провести и при таком неявном освещении. Перст Сибульта, ему забыть было невмочь, так как распоряжение, и сборы с земель приходили со свитков, на которых был брат близнец этого сургуча и вдавленной в него метке печатки – Пронзенный череп, с гардой.
Барон чьи глаза, было полезли на лоб, а уста задергались ветрогоном судороге мотая бороду, привстал на трясшихся поджилках и в силу гибкости спины почтенно откланялся.
– Право, сердечно прощу помиловать мою заносчивую глупость… Рассчитываю, что данный конфуз не понёс урона, вашей достопочтенной персоне, и благотворной миссии в целом…. Нижайше прощу о снисхождении к моей поспешной осторожности, – он казалось, толком не переменился, однако его проклюнувшиеся раболепие было тошнотворным, лицо, осунувшись, сузилось, а глазницы были недалеки, дабы освободить место от глазных яблок, подавшихся прочь из орбит.
Джоаль так устал от его перепадов его непостоянного характера, что пряча донесение просто брезгливо махнул рукой на притворную куртуазность.
– Будем. Мне приелись ваши перескоки. Я ухожу…
Он привстал, и деловито подхватил набившую оскомину сумку, схватив попутно взгляд особливо притаенной с боку Рибы, полный толи гордости, а может и уважения.
– Прощу, повремените! У нас здесь сыщутся покои для почтенных гостей из столицы. Молю, дайте мне обелить свою поспешность, выказав вам достойный прием, – он был так жалок своим угодническими мотивами, что виконт даже испытал отвращение, к подобострастию такого рослого и могучего телом целого городничего.
– Извольте не унижаться. Мы уходим в гостиницу. А завтра с утра мы покинем ваш город. Буду уповать, новых загвоздок не возникнет? – попутно замолил он, с давящим на того взором, в тени свечей и желтеющей половины надвигающейся радии.
– Нет, помилуйте, что вы. Я даже…
– Благо демиургу. Премного благодарен, – перебил его виконт, явно не выражая благодарности. – Идем Риба.
Подхватив с пола меч, она хвостиком проследовала за ним, оставив Нуйда в неловком положении у свеч, и вставшей в бледнеющем положении наползающей радии, лоснящемся на кромку стола, где возлежали его взмокшие пальцы, вцепившиеся в дерево.
Когда скрипнувшая дверца в покои открылась, и Гайт в свете сиротливой разгоняющей полумрак свечи на ближайшей тумбе, увидел очертания своего – Сира, и впадающую тень острых ушей низкорослой спутницы, он, ещё сидел, уперев спину на кромку изголовья, но уже вскоре расторопно подпрыгнул, и метнулся к ним босиком, в одной камизе.
– Вас не было так долго, я зачал мыслить вы в беде! – он не сдерживался, и его рябое лицо, пылало, как рыжая копна на голове, стирая крапинки. Но не оспины…
Риба молча часто перестукивая грязными подошвами, устало перевалилась до дальней кровати с широкими бурыми деревянными бортами с вырезанными посередине лианами, у бревенчатой на совесть законопаченной стены, броско сбросив одеяло, прыгнула на её мягкую подстилку опробовав мочи тюфяка, положив ножны обвязанные портупеей в ногах.
Пока Гайт расспрашивал Джоаля о происходящем, тот заметил, что Риба готовиться ко сну и в сей же миг прервал тираду вопросов оруженосца, выставив перед его, не смыкающимся ртом палец.
– Обожди Тощий. Лучше для начала сообщи Калибу и другим о нашем прибытии и здравии, чтобы спали спокойно. Затем ежели у меня хватит сил, я поведаю тебе наш короткий и безвкусный разговор с бароном Нуйдом, – затем у него в животе страдательно пробурчала серенада, и он помянул, что, питаясь исключительно впечатлениями, почти нечего не ел с утра, довольствуясь крохами. – И сыщи чего-нибудь пошамкать. Знаю, у тебя снедь припасена….
Тот, учтиво кивнув, и не помня себя, стуча пятками выбежал без лишних уточнений, не притворив за собой дверь, а, Джоаль под одинокую свечу, и просвет, из пробивавшей себе путь дверного проема, сбросив давивший на лоб и взмокший затылок куаф, решил украдкой уточнить.