Иностранец на Мадейре

Остальский Андрей Всеволодович

Как птица Феникс, конвент раз за разом возрождался из пепла. Но вот пришли новые времена, и без всяких гонений, просто под давлением новых реалий ХХI столетия, монастырь потихоньку умирает. Осталось 20 старушек, старательно поддерживающих чистоту и порядок. Новых послушниц практически не бывает – никто больше не хочет посвящать свою жизнь христианской любви.

В центре конвента – уютный садик. Розы, лилии, другие цветы. Трогательные бутылочки висят на нешпере – защищают дерево от паразитов. Целое событие теперь – увидеть воочию монашенку. Мне это удавалось пару раз…

Правда, в изумительной красоты внутренней церкви конвента идут службы. Но все же он все больше превращается в музей. И кстати, с 1943

года конвент официально значится памятником португальской истории.

Узкий и крутой спуск ведет вниз от церкви Святой Клары к Мавританской улице, к Муниципальному музею и к еще одной старинной, очень интересной церкви – S~ao-Pedro, Святого Петра, говоря по-русски. Стены там покрыты абсолютно изумительной голубой керамической плиткой – азулежуш – просто загляденье!

Кстати, я обнаружил удивительную вещь: многие местные жители, даже с высшим образованием, прожили жизнь в уверенности, что это слово – azulejos – происходит от корня azul – синий. Но и то сказать: действительно ведь классический, наиболее распространенный вариант плитки – именно синего цвета! Между тем в основе слова – арабский корень: родственное слово «зулейдж» по-арабски означает «полированный для декоративного применения камень».

Но каково совпадение. В давние времена цвет плитки мог быть самым разнообразным (пример тому – золотисто-коричневая керамика на куполе Санта-Клары). В эпоху Ренессанса и тесных сахарных связей с голландцами португальские мастера подпали под их влияние, а именно там, в Нидерландах, существовала мода на синий глазурованный кафель… Слово же «азул», azul, то есть синий, тоже происходит от арабско-персидского корня, но от другого. От него и наша лазурь пошла…

Еще две величественные церкви, которых нельзя не упомянуть, – это, разумеется, главный собор всего архипелага – Sй, построенный в самом начале XVI века (S'e означает, что собор кафедральный). У собора обманчиво аскетичный, какой-то даже протестантский, а не католический фасад, мощные готические двери, а внутри – знаменитый резной потолок. Он покрыт деревом, но не простым, а редким кедром, украшен золотом и слоновой костью.

Для контраста с внушительных размеров собором в Фуншале есть церковь, считающаяся чуть ли не самой маленькой в мире. Она называется Capela das Almas Pobres и находится совсем рядом со все тем же удивительным пятачком Калсаду-ду-Пику. Прямо под скалой, вернее даже вжавшаяся прямо в скалу, на которой стоит музей Universo de Mem'orias и его славное кафе. Сидя там, на террасе, надо сильно-сильно вытянуть шею, чтобы разглядеть внизу церквушку. В ней очень простой, аскетичный деревянный алтарь, но что-то в нем есть такое, подлинное, не пытающееся приукрасить себя пышным золотом…

По моим наблюдениям, местная интеллигенция если вообще хоть когда-нибудь ходит в церковь, то предпочитает Igreja de S~ao Jo~ao Evangelista, церковь Апостола Иоанна Евангелиста по-нашему. Это так называемая церковь Коллегиума иезуитов. Она действительно когда-то принадлежала этому суровому ордену, который в те времена был второй, негласной властью на острове. А может быть, и первой. Но за это и поплатился…

Португальцы сами пригласили иезуитов на Мадейру под впечатлением от налета Монлюка на остров и предполагая, что далеко не всякий пират решится связываться с могущественным орденом. Эти надежды отчасти оправдались, но лекарство оказалось со временем опаснее болезни. Король обеспокоился чрезмерным влиянием иезуитов и в 1786 году выгнал их и с Мадейры, и из континентальной части страны. Назад их уже не пустили. В здании самого Коллегиума теперь разместился университет Мадейры, есть там также и неофициальный, но очень интересный музей. Студенты подрабатывают: водят по зданию экскурсии.

Церковь же продолжает функционировать самостоятельно,

подчиняясь фуншальскому епископату. Внутри есть ощущение красивой, элегантной торжественности. Она и внешне хороша, гордо возвышающаяся над Муниципальной площадью – официальным центром города.

Но для многих фуншальцев, да и для туристов, настоящий центр в другом месте, неподалеку, – там, где расположился главный рынок острова.

Глава 12. Ананаши и сладкие чудовища

Пройдя улицу Санта-Мария до конца, вы выходите к берегу обмелевшей реки-ручья Sao-Jorge и к памятнику великим труженикам мадерьянского прошлого – быкам. Два великолепных каменных экземпляра с огромными рогами тянут бочонок вина (мадеры, надо думать) и удобно рассевшегося на бочонке крестьянина в традиционной вязаной шапочке с помпончиком.

Место для памятника выбрано не случайно – он стоит рядом с рынком Mercado dos Lavradores. Это самое слово – Лаврадореш – происходит от того же латинского корня, что и название Лейбористской партии, но в данном контексте означает сельских тружеников, фермеров, или, проще говоря, крестьян. Правда, установить, сколько там торгует настоящих крестьян, а сколько перепродающих товар посредников – невозможно. Подозреваю, что в большинстве случаев произошло разделение труда: одни растят, другие стоят целый день у лотка, зазывая туристов, толпами бродящих по рынку с камерами и фотоаппаратами в руках.

Меркаду-дош-Лаврадореш – на мой вкус, очень красивое и элегантное здание, но я вообще люблю классический арт-нуво, а кому-нибудь этот стиль, возможно, уже надоел… Интересный контраст с кремовыми и темно-красными тонами образуют большие голубые панно из традиционных азулезеш, живописующие идиллические сцены из фуншальского прошлого. Но туристы как заведенные щелкают фотоаппаратами, снимая ряды домов сумасшедше ярких цветов при входе и груды красных, рыжих, абрикосовых, лимонных, зеленых фруктов… И каких только еще цветов и оттенков нет в этой куче-мале, источающей вдобавок волшебные ароматы.

Самые интересные и экзотические фрукты продаются на втором этаже, где торговцы щедро угощают желающих маленькими толиками этих фантастических плодов. Я перепробовал множество видов маракуйи, в том числе банановую, и пришел к выводу, что всего вкуснее гренадилья – золотистый плод со смешной кисточкой, торчащей из «затылка». Я, кстати, долго не знал, как этот фрукт называется, и даже не догадывался, что и он тоже, собственно, все та же маракуйя, тот же «плод страсти», только особая, более дорогая его разновидность. Однажды я познакомился с женщиной, смотревшей на гренадилью влюбленными глазами. Она-то мне все и объяснила, сказав также, что все ее детство именно этот фрукт был главной радостью праздников, о которой она мечтала в будни.

Как всякая маракуйя, гренадилья тоже защищена прочной скорлупой, но если разрезать ее пополам и, вооружившись чайной ложкой, приняться вычерпывать золотисто-зеленоватую мякоть, поедая ее вместе с косточками, то неземное удовольствие гарантировано.

Один торговец со второго этажа рынка убедил меня попробовать выращенную на Мадейре папайю, и она показалась мне более сочной и более изысканно сладкой, чем бразильские, которыми завалены супермаркеты. Но и цена тоже отличалась значительно… Парадокс: местный продукт в три раза дороже импортного! И конечно, я согласен с писателем Иваном Гончаровым, в XIX веке открывшим для себя на Мадейре аннону, – действительно выдающийся фрукт и, пожалуй, действительно напоминающий сливочное мороженое, а на мой взгляд, еще и с неким намеком на землянику. В меньшем восторге был я от «вкусного чудовища» – монстеры деликатесной – эту вытянутую зеленую шишку сравнивают с бананами и ананасами, и нечто отдаленно похожее во вкусе ощущается, но все же это – на любителя.