Иностранец на Мадейре

Остальский Андрей Всеволодович

Португальский принц-регент как мог потихоньку саботировал выполнение французских требований, хотя формально и вынужден был подчиниться грубой силе. (В конце концов с британской помощью он будет переправлен в Бразилию, и Рио-де-Жанейро станет временной столицей Португальской империи.)

Вскоре британская оккупация Мадейры была переведена на другую правовую основу: был заключен договор, который вернул реальные полномочия гражданским португальским властям. В целом отношения местного населения с этими «друзьями» в чужой военной форме были взаимно уважительными и действительно скорее дружелюбными, но не безоблачными, возникали и конфликты. Народная память сохранила неприятный эпизод: за какую-то провинность британский солдат был приговорен к смертной казни через повешенье. Для острова это было совершенно чрезвычайное

событие, и местное общественное мнение считало, что оккупанты не должны лишать человека жизни на чужой территории без решения португальского суда.

Отношение к смертной казни и на острове, и в континентальной Португалии издавна было отрицательным, считалось, что она несовместима с христианской верой. Относились к ней как к неизбежному, но все же очевидному злу. Еще в XV веке, в период освоения острова, португальский король предоставил трем своим наместникам – «капитанам» архипелага – высшие судебные полномочия. За одним исключением: смертный приговор не мог быть приведен в исполнение без королевской санкции. Тем самым утверждалось понимание смертной казни как совершенно чрезвычайной меры, к которой можно прибегать только в исключительных случаях. Не случайно Португалия стала первой страной Европы, совсем от казней отказавшейся, – лет на сто раньше всех остальных государств континента. Даже во времена полуфашистской диктатуры Салазара смертные приговоры не выносились. (Правда, главного политического противника диктатора, популярного генерала Дельгаду тайная полиция убила без суда, было и еще несколько подобных случаев.)

Вот почему казнь провинившегося солдата в декабре 1813 года показалась мадерьянцам чем-то отвратительным. Настолько, что в течение длительного времени, проходя мимо форта Penha da Franca, в котором стоял британский гарнизон и в котором совершилась казнь, жители острова демонстративно отворачивались.

Были и другие конфликты и взаимные обиды. Вот и Крис Блэнди говорит о сложных отношениях британских семей с мадерьянскими властями. От других местных британцев я слышал, что Альберту Жоао Жардим, находящийся у власти на острове уже тридцать семь лет подряд, был изначально предубежден против выходцев из Альбиона и их потомков. «Да собственно, он и сейчас этих предубеждений не преодолел, нам с ним очень сложно», – говорят они. Считается, что если бы Лиссабон не сдерживал местного властителя, он бы поступил с британскими семьями еще круче, с корнем вырвал бы из мадерьянской почвы эти «английские сорняки» (такое выражение ему приписывают).

При этом неприкрытая враждебность правителя входит в странное противоречие и с традициями, и с духом британо-португальских союзных отношений, да и дружелюбием мадерьянцев. Живущие здесь многочисленные британские пенсионеры – важный контингент местного населения, вносящий ощутимый вклад в бюджет автономии. И кстати, ни разу не слышал я от них жалоб на отношение к ним мадерьянцев, наоборот, как правило, там царят взаимная любовь и согласие. Не говоря уже о туристах. Каждый божий день летают самолеты между аэропортом Мадейры и британскими городами: Лондоном, Манчестером, Ливерпулем, Глазго. В сезон же добавляются еще и чартеры.

При всем при этом Крис Блэнди и другие известные мне представители старых английских семей признают, что в первые годы своего правления Жардим сделал очень много для развития острова, для его экономики, инфрастуктуры, транспортных сетей, коммунальных служб. В значительной степени благодаря ему улицы Фуншала столь чисты, что Лондон и Париж могут только завидовать, а сеть потрясающих автодорог опоясала весь остров (эх, России бы такие!), автобусы дешевы и доступны и домчат вас в любой конец. Да еще и ходят по расписанию!

Но всякая власть развращает, а долгая власть развращает очень сильно…

Можно было бы подвести итог многовековым особым отношениям Альбиона с Мадейрой словами путешественника и философа Томаса Данкана, считавшего длительное присутствие британских торговцев на острове фактом многозначительным и свидетельствующим об «англо-саксонской способности приспосабливаться, находить компромиссы, убеждать и упорствовать… Протестантский купец находился под давлением юридической дискриминации и официального неодобрения, он должен был терпеть публичные унижения и мелкие оскорбления, он был изгоем в глазах порядочного

католического общества». Слова эти были сказаны давным-давно, но странным образом они как нельзя лучше суммируют всю непростую историю британского экономического присутствия на Мадейре, включая и последние годы. Присутствия, я уверен, обогатившего не только самих купцов, но и весь остров. Недаром Мадейра – второй по уровню жизни (после Лиссабона) регион Португалии. Конечно, прежде всего это заслуга природы, климата и трудолюбия мадерьянцев, но всю эту волшебную картинку надо было еще и «продать» миру, а это уж в первую очередь – британское достижение.

И конечно, насчет «изгоя» уже давно не актуально. Католическая церковь по-прежнему очень сильна на острове, именно ее влиянием объясняют и запредельно долгое пребывание у власти социал-демократической партии и ее лидера. Но нравы смягчились. А вот в прошлые времена, когда шотландец Роберт Рид Кэлли попытался на Мадейре миссионерствовать, «нести в массы» слово Божие в его протестантском варианте, произошел грандиозный скандал, осложнивший на время даже межгосударственные отношения. Кэлли с треском, с грохотом выгнали с острова, но, видно, миссионер обладал большим даром убеждения и успел обратить в свою веру несколько сотен мадерьянцев. Для них не было дороги назад в католицизм, и они бежали вместе со своим духовным отцом целыми семьями, основав в разных странах мира несколько мадерьянского происхождения протестантских родов. Прямой потомок одного из таких мадерьянских беглецов – самый, пожалуй, знаменитый британский кинорежиссер современности, командор ордена Британской империи Сэм Мендес, снявший знаменитые фильмы «Красота по-американски», «Скайфолл» и многие другие.

В конце XIX века другой шотландец и протестант, Уильям Рид, станет основателем самого знаменитого и самого дорогого отеля Мадейры, даст ему свое имя. Он так и называется до сих пор: «Reid’s» (произносится практически так же, как название известной сети гостиниц «Риц» («Ritz») – многие русские путают, к тому же есть теперь в Фуншале кафе с названием «Ritz», но это все разные вещи).

А вот еще лет за сто до триумфа шотландского предпринимателя у североевропейских купцов, не только британцев, но и немцев и многих других, было немало проблем на католическом острове. И самой большой проблемой была… смерть. Умершего протестанта нельзя было захоронить в земле. Приходилось прибегать к морским похоронам: тело в саване выбрасывалось за борт корабля. И вот купцы скинулись, купили участок земли и добились разрешения превратить его в свое кладбище. Оно существует и поныне в самом центре Фуншала и называется Английским.

Но в середине XVII века, в 1662 году, Карл II женился на португальской принцессе-католичке, той самой уже упоминавшейся Катарине Браганской. Уже через три года после королевской свадьбы, в 1665 году, в Лондоне приняли закон, запрещающий экспорт европейских товаров в британские колонии. Не знаю, сыграла ли какую-нибудь роль в этом королева, но для Мадейры было сделано исключение. И это стало началом колоссального по тем временам экономического бума – остров получил практически монополию на поставку в Северную Америку вина и других колониальных товаров. Тогда-то и родилась традиция американского увлечения мадерой, сохранившаяся и до наших дней.

Английские семьи играли особую роль в создании сахарной и винной промышленности и знаменитой мадерьянской вышивки, да и гостиничного бизнеса тоже. Когда-то десятки таких семей составляли обособленную и могущественную группу, особую касту в мадерьянском обществе, но вскоре после своего прихода к власти Альберту Жоао Жардим на них ополчился. Сегодня их можно пересчитать по пальцам. Блэнди, пожалуй, самая известная и влиятельная среди них. Последние из могикан.

А первым был Джон Блэнди. Выходец из обедневшей семьи крупных девонширских фермеров, он приплыл на Мадейру в 1808 году попытать коммерческого счастья, но не только. Он страдал от бесконечных простуд и инфекций и надеялся, что мадерьянский климат, о котором уже тогда ходили легенды, поможет ему поправить здоровье. Мадейра так ему понравилась, что вскоре он вызвал на остров своих братьев, вместе с которыми и основал торговую компанию. К моменту смерти Джона Блэнди в 1855 году компания эта вела торговые операции по всему миру – и в Европе, и в Америке, и в России.