Иностранка
Шрифт:
— Ты и сам все знаешь! А у нас времени мало. Мадлен надо скоро уезжать…
— Да ведь в катакомбы почти все доступы закрыты… До ближайшего входа километров десять. И еще под землей километра полтора пройти надо!..
— Все равно пойдем! — уверенно сказал Алеша.
Николай Кузьмич оглянулся на Мадлен.
— Но ведь с вами иностранка! За нее потом отвечать!..
— Пожалуйста! Я очень прошу вас! — твердо сказала Мадлен. — Мне так хочется в катакомбы.
Мадлен читала о римских катакомбах и даже видела фильм. Преступники в этом
Ребята наконец уговорили Николая Кузьмича.
— Ну, будь что будет!.. Вперед!.. — сказал он и, сам став пассажиром своего такси, включил счетчик. Он мчался на встречу со своей молодостью.
— Волнуешься? — спросил Алеша, взглянув на Мадлен. — Бабушки боишься?
— О, нет! — сказала Мадлен и покраснела; она, действительно, в этот момент подумала, что если и на этот раз долго задержится, то в гостинице повторится нечто схожее с тем, что произошло в первый день. Но она не была бы сама собой, если бы отказалась от возможности помочь Марии. Нет, всем своим видом она старалась показать, что рада и о возвращении нельзя и думать.
Некоторое время ехали молча.
— Папа! А электрический фонарик? — вдруг спросил Толя, касаясь пальцем отцовского плеча.
— Все в порядке! — отозвался Николай Кузьмич и в зеркальце подмигнул Мадлен. — В крайнем случае будем вышибать искры лбами.
Алеша улыбнулся. Мадлен эта шутка показалась грубоватой, но из вежливости она тоже улыбнулась.
Машина давно уже миновала центр города и бесконечно длинной, зеленой улицей мчалась по направлению к даче Ковалевского.
Мадлен по пути вглядывалась в людей, которые выходили из магазинов, стояли у ларьков с пивом, ели мороженое, смеялись и спорили друг с другом. Все было ей как-то знакомо, напоминало воскресный день в Шуази ле Руа.
Она вспомнила свой давний разговор с мадам Дюбуа. Вот бы и ее привезти сюда! Но еще лучше было бы привезти Жака. Да, Жака здесь явно не хватало! Он бы наверняка получил полное удовольствие от поездки в таинственные катакомбы. И, конечно, подружился с Алешей и Толей. Жаль, конечно, что его здесь нет, но зато ей теперь будет что ему рассказать.
— Папа, а сколько времени мы там пробудем? — спросил Толя.
— Часа два, — обернулся к ребятам Николай Кузьмич.
— К шести, значит, вернемся?
— Не позже! Иначе у меня план «сгорит», ребята!
— Ну, значит, можешь не беспокоиться! — сказал Толя Мадлен, словно угадав ее мысли. — Вернешься точно!
Мадлен наградила его благодарным взглядом. Алеша это заметил и выразительно хмыкнул:
— Наш Анатолий проявляет чуткость!
— Это хорошо!.. — ответила ему Мадлен. — Девочки очень ценят, когда мальчики о них заботятся.
Алеша снова хмыкнул, но на этот раз уже с некоторым чувством обиды, отвернулся и стал
Город остался позади. Машина шла теперь вдоль моря. Эти места вызывали у Николая Кузьмича множество воспоминаний. Вот здесь, в заливе, высадился вражеский десант. А вот на этом высоком обрыве стояла дальнобойная артиллерия, не подпускавшая немецкие корабли к городу… Казалось, каждый холм, каждый участок берега оживает в его памяти. И Мадлен слушала его с интересом. Отец рассказывал Мадлен, как он воевал в Германии, но впервые в своей маленькой жизни она встретила человека, который мог сказать: «Вот здесь, на этом месте я воевал».
Вдруг Николай Кузьмич затормозил и пальцем показал на груду больших камней, наваленных у самого края крутого обрыва.
— Вот тут меня и ранило! — проговорил он. — Вон видите бугорок!.. Как раз за ним был неглубокий окоп. Добрался я до него чуть живым! Свалился и двое суток лежал!.. Однажды надо мной наклонился немец, но я притворился мертвым… И только на третью ночь добрался до норы в катакомбах.
— Вам было очень страшно? — спросила Мадлен.
— Да, переживал! — признался Николай Кузьмич. — Тишина, помню, наступила… Звезды яркие в небе… Лежу и думаю: неужели же это моя последняя ночь…
Алеша укоризненно взглянул на Толю.
— Ты почему, дурья голова, никогда нам об этом не рассказывал? — спросил он.
Но Толя вдруг рассмеялся:
— Папа, а помнишь, как мама?..
— Да, картинка!.. — засмеялся Николай Кузьмич. — Где же это было?..
— Да вот у того столба!..
— Нет, нет, вон на том повороте!
— О чем вы? — нетерпеливо спросил Алеша.
— Когда папа привез нас с мамой сюда и рассказал, как он ночью полз, мама мне и говорит: «А ну попробуй, проползи до того бугорка!.. Посмотрим, сможешь ли ты!..»
— Ну, а ты? Пополз?..
— Пополз!.. — смущенно ответил Толя.
— И как?
— Да с десяток метров!.. — усмехнулся Николай Кузьмич. — А потом брюки пришлось выбросить.
Дорога то уходила от берега, изгибаясь между прибрежными рыбацкими поселками, то приближалась почти к самому морю, спокойному, подернутому золотистой дымкой, словно напоенному солнцем.
Мадлен незаметно для себя успокоилась. Она так много узнала об этом человеке, который уверенно вел машину, что невольно вспомнила об отце.
— Мой папа тоже ненавидит ультра… — вдруг сказала она. — Он машину свою разбил, чтобы они не могли уйти.
Это было сказано неожиданно, как будто вне всякой связи с разговором. Но ход ее мысли был логичен. Мадлен подумала, что ее отец тоже очень смелый и на месте Николая Кузьмича поступил бы так же…
Машина свернула на узкий проселок, въехала в неширокий овраг и остановилась.
— Приехали! Дальше поезд не пойдет!.. — пошутил Николай Кузьмич.
Все вылезли из машины. Алеша попрыгал, разминаясь. Мадлен взбежала на склон оврага, поросшего жухлой, выгоревшей травой, и стала осматривать окрестности.