Иной
Шрифт:
— Что? — переспросил я. Затем до меня дошло: ещё в своём первом учебнике о типах магии я вычитал, что тёмная не предназначена для созидания, а светлая — для убийства.
И что, пара ступеней теперь созидание? У меня и мысли не было, что это именно то, что подразумевал текст.
— А, — снова бездумно произнёс я. — Я понял. Что это, что-то старческое? Совсем разучился думать.
Судя по всему, в ответ на это Амелия покачала головой. Больше мы не говорили.
Быстрым шагом мы добрались до Кальберона в самые сжатые сроки. Я чувствовал, как слабые ноги Альбериха начали протестовать; с тех пор,
Эх, Альберих, ещё немного работы, и тебя мать родная не узнает. Мне-то не шибко хочется смахивать на что-то среднее, между человеком и тонкой веткой.
Ночной Кальберон был на удивление громким. Людей на улицах было мало, но прохожие всё равно находились. А я-то думал, без освещения никто не выползет — ещё как повыползали! Зачем? Да кто их знает.
Нам с Амелий нужно на другой конец города, к какому-то там храму поменьше, то ли полузаброшенному, то ли просто никому не нужному в силу наличия главной церкви. Дорога предстояла неблизкая, но мы упорно шагали до широким столичным дорогам с самым невозмутимым видом.
— Эй, Амелия, — вдруг позвал я. — Если какой-нибудь священник — или кто там у них будет проповедовать, — утащит тебя с целью облапать, прежде чем бить по яйцам, посмотри, можно ли его разговорить. Если пьяненький будет, вообще замечательно.
Амелия хмыкнула.
— Я бы не хотела, чтобы меня… лапали.
— А я и не говорил, чтобы ты позволяла это делать, — фыркнул я.
Эх, где твои женские умения? Знал я таких дам, у которых стоило бы поучиться; не следит за собой человек, и бам! Она уже получила всё, что ей нужно, а он сидит на заднице в непонятках.
Амелия качнула головой.
— Я поняла ход ваших мыслей. Мне подтянуть юбку вверх?
Я оглянулся на её ноги; голые там, где не закрыты обувью или платьем, но участок кожи был совсем маленьким. Даже непривычно видеть её без белых колготок. Или чулков. Или что она там носит — ещё не было возможности заглянуть.
В конце концов, я всё ещё надеюсь без опаски принимать что-то из её рук или засыпать ночью.
Юбка у Амелии длинная ниже колена. Можно, конечно, приподнять, но ведь все знают, как зажравшиеся жирдяи (а я ожидаю увидеть хотя бы одного, не абы куда ведь идём) любят недотрог.
— Не стоит, — наконец ответил я. — Так хорошо. И вообще, я сказал «если утащит», а не «сделай так, чтобы утащили». Нет так нет, переживём.
Амелия пожала плечами.
— Нет так нет.
Время шло. Наконец здания стали встречаться всё реже, а шум Кальберона стих. Мы шли по сузившейся каменной дороге и могли видеть, как пара фигур бредёт в ту же сторону где-то впереди. Очертания храма показались вдалеке, и мы с Амелией прибавили шагу.
От шабаша… От собрания культа я ожидал чего-то более шумного и интересного; всё-таки, не просто же так я трачу ночь перед занятиями на это. Было тихо. Даже подозрительно и весьма неприятно. Несколько человек в маленьких группах стояли на улице перед входом. Говорили они тихо, но скованными или напряжёнными не казались. Я мог уловить ауру расслабления, исходившую от них.
Будто приехали на долгожданный отпуск.
Краем глаза я глянул на Амелию, оставшуюся позади, и приблизился к массивной деревянной двери. Кто-то, стоявший у порога, окинул нас коротким взглядом; заметив нашивки, он сдвинулся с места, давая нам пройти.
Даже не бугай. Отличные меры безопасности; не похоже, что местные привыкли постоянно чего-то остерегаться, если даже не стараются обезопасить собрание вроде как тайного культа.
И при этом ученики академии помешаны на драках и спаррингах, будто это единственное, что поможет им в жизни. Я даже не буду это комментировать.
Внутри была полутьма. Впрочем, недостаточно, чтобы было сложно ориентироваться. Людей было много: собрались, словно стадо овец на забой. Мы с Амелией простояли у стены будто бы в растерянности от нового места. По крайней мере я со своим выразительным лицом. Впрочем, наряд Амелии так и кричал о скромной молодой девушке — кто будет её в чём-то подозревать?
Да уж, я снова беспокоюсь из-за чепухи.
Довольно… Скучно. Толпа, пара столов с напитками, будто это какой-то очень бедный банкет, возвышение со святыней. Это была статуя богини — ну, очевидно, богини, не то чтобы у людей были крылья и третий глаз на лбу, — со знаком церкви в руках. Точнее, знаком культа. Интересно, как они этот кусок статуи переворачивали? Не сказать, что эта штука новая.
Я переглянулся с Амелией, чтобы не терять друг друга, и медленно двинулся вглубь толпы, осматриваясь. На вид обычные горожане; внутри они были расслаблены, но вели заметно более оживлённые разговоры — они были переполнены интересом. Действительно, о чём ещё говорить — обсуждать торговлю и цены на картошку или возвышенные на их взгляд темы?
Там, где жар дискуссий был заметнее всего, наверняка притаились люди, нанятые культом. Нельзя объяснить это иначе — как говорится, всегда должен быть кто-то, подогревающий толпу.
Вдруг я почувствовал, как мои плечи расслабились; по неизвестной мне причине исчезла лишняя нервозность, и я вдруг почувствовал себя лучше, чем в любой день за последний десяток лет. Давненько мне не было так приятно…
Да, что-то тут нечисто. Я принюхался — обычный запах толпы, пота и дешёвой выпивки, и ничего, за что я мог бы ухватиться. Ну, судя по тому, что те, кто провёл тут кучу времени, не торопятся терять сознание, потерпеть можно — не умру же я, в самом деле.
Выцепить Амелию в толпе тяжело; не сказать, что тут женщины такие же разнообразные, как в академии — голубоволосых и огненно-рыжих не видать. Проблема в том, что Амелия — низкая, бледная и черноволосая, — действительно влилась в это место. Среди других женщин её совсем не видать!
Ну вот, нарушил первое правило работы в группе: следите за местонахождением напарника. Ха-ха, ну вот и горничная потерялась; ну, стоит надеяться, что с ней ничего не будет. Тут же не пускают на фарш симпатичных девушек, да?
Ай-яй, но и шепнуть, как в этом мире дела с ядовитыми газами, тоже не кому. А может дурь какая — судя по местной атмосфере, это вполне возможно.
Пока никто не вещал об их великих идеалах и прочей лабуде, я осматривался в поисках чего-нибудь примечательного. Как назло, скука была смертная. Я пробрался к столу, нюхнул вино — и правда дешманская гадость, — и покрутился на месте, думая, куда бы ещё пойти.