Инспектор Внеземелья
Шрифт:
– Знаниями обмениваться начнем, - сказал Фокс Трентелл. Есть что предложить!
– Как же!
– в тон ему отозвался Лежнев.
– Например, опыт сравнительной анатомии. Инопланетный нос над теменем возвышается и морщится от незнакомой вони благоухающих роз. Ему, носу этому инопланетному, стократ прекраснее запах сернокислого аммония, слегка сдобренного сероводородом. А мы ему розы суем! Ладно, бог с ним, с носом! А вы видите в темноте? А почему у вас нет ресниц, а вместо них меховые щеточки? А у вас почему вместо костяного грудочного панциря в наличии разнокалиберные и ненадежно-хрупкие ребра? Ах, приспособления к природным условиям? Интересно... А дети у вас как рождаются:
– Эк тебя разобрало, - проворчал Данн.
– Фантазия у тебя, дружочек. Только не пойму я, куда ты клонишь.
– А все к тому же!
– воинственно сказал Лежнев.
– Желательно нам с собратьями по разуму обсудить морально-этические проблемы. Только вот как их обсуждать? У нас, землян, главное - не вызреть раньше времени, волнуют нас вопросы воспитания и половой зрелости, кричим мы о культивации любви и уважения к противоположному полу, а заодно и к сожителям по родимой планете. А инопланетянину это неинтересно. Он своим детям и папа, и мама. Ему одно тревожно: вынянчиваешь яйцеклетку, так не кичись, не вывешивай ее на маточный карман, может, и не выйдет еще ничего, напрасно только обнадежишь общество преждевременными заверениями, а то ведь как мальчика-то и не было, скисло разумное существо, растворилось в углекислотной среде.
Вот тебе и вся сравнительная этика. Это все равно что спорить с крокодилом о любви.
– А искусство?
– жадно спросили сзади.
– Ты про искусство скажи!
– А что искусство? Тычем мы этому инопланетянину в Данаю прекрасную, Пушкина цитируем, Моцарта и Бетховена на музыкальных инструментах воспроизводим. А ему это до лампочки. Он ведь однополое существо, а не Фокс Трентелл, у него вид голой женщины ничего в организме не будит. Бах и Моцарт ему вовсе ни к чему, его затылочная перепонка в ультразвуковых диапазонах сигналы воспринимает. Пушкин, правда, хорошо, да вопросов много возникает: а крестьянин - это кто? А дровни это что? А лошадка - это как: флора или фауна? Скучно ему, инопланетянину, вот он и тянет тебя отдохнуть в обонятельницу, вдохнуть там перекисшего ангидрида пополам с сероводородным ветерком. И удивляется он, что в этой обонятельнице ты сразу зеленеешь, а мгновением позже в глубокий обморок падаешь. Навещает он тебя в больнице и радуется, что искусство его родимой планеты на тебя такое неизгладимое впечатление произвело.
И что остается? Остается только толкать научно-технический прогресс, приспосабливая чужие достижения к своим нуждам. Они нас в космической технике перегнали. Лепи, значит, космические корабли по инопланетному подобию! Мелочи только вроде щелочных противоперегрузочных камер убирай.
А уберешь, так окажется, что никто из землян этих перегрузок перенести не может. Готовились звезды оседлать, а вместо этого - мементум мори!
Или со временем, скажем. У инопланетян с этим просто: впал в спячку - и лети, не старея, от галактики к галактике.
Только спиральку на животе подкрути, подверни до нужного оборота, до требуемого столетия. Но мы-то земляне! Нам свои пупки крутить бесполезно. Значит, и здесь твори самостоятельно.
– Значит, ты считаешь, что контакты с иным разумом ничего людям не дадут?
– Не будет ничего хорошего, - предрек Лежнев под общий смех.
– Ладно, предположим, что щелочные ванны нам тоже пригодятся. Может, в них конечности регенерируются. Оторвало, к примеру, тебе руку - беги к ванне, суй туда
– А вот мне интересно, - сказали сзади.
– Фокс Трентелл у своих инопланетян что-то достойное выпросил, или ему пупоспираль подсунули?
Грохнул дружный хохот.
– А все-таки интересно, чем там закончилась история с селенитами, - переждав общий смех, сказал Селлингс.
– Нет, братцы, расстояние - это очень плохо. Слишком поздно доходят новости.
– Хотел бы я сейчас быть на Луне, - помечтал Пазолини. Лет, это надо же, где мы только не искали братьев по разуму, а они оказались под боком.
– И все-таки это тупиковая ветка развития, - возразил Лежнев.
– Слишком зависит от внешних условий. Не будь вулкана под боком у ледника, не проточи вода туннели в лунном грунте... Они обречены, и человечество ничего с этим не сможет поделать. Это как племена, что населяли районы Крайнего Севера: вроде бы им все условия создают, денег и сил не жалеют, а все равно они вымирают. Неудачная проба природы.
– Ну знаешь, - сердито сказал Пазолини.
– Если так рассуждать, жизнь на Земле тоже можно считать уникальной. Находись матушка Земля поближе к Солнцу или чуть подальше, будь на ней меньше кислороду, и ты бы сейчас не выступал с подобными рассуждениями.
– Как и ты, Луиджи, - со смешком отозвались сзади.
– Во всем виновата матушка. Будь она повнимательнее, найди она себе другого сексуального партнера... Что ни говори, человеческая жизнь и в самом деле зависит от случайностей.
– Скоро этим случайностям придет конец, - сказал Фокс Трентелл.
– Люди будут рождаться с заранее заданными качествами - кто-то будет рожден фермером, кто-то - межпланетчиком, кто-то генетически будет обречен писать гениальные стихи...
– И у каждого от рождения будет, что он захочет, - под общий смех закончил за Трентелла Симанович.
– Не надо скитаться по астероидам, искать инопланетян и просить у них то, в чем тебе отказала природа!
Справа высились горы с гигантом Олимпом, пронзающим фиолетовые небеса. База располагалась в районе Титаниуса, но даже отсюда двадцативосьмикилометровый горный великан выглядел весьма внушительно. Остальные горы толпились у подножия Олимпа, словно подобострастные просители, вымаливающие милостыню у своего господина. Горы Олимпа состояли из базальтовых пород, близких по составу к лунному реголиту. Горные районы были практически не исследованы, только геологи время от времени отправлялись туда, с легкостью делая открытие за открытием. Месторождения актиноидных руд, найденные ими в последнее время, были предметом их особой гордости - богатейшее месторождение автоматически превращало Марс в важнейший пункт космической экспансии человечества, повышало значимость марсианских поселений, что обещало дальнейшее их расширение, а это в свою очередь было связано с увеличением населения Марса.
– Будут женщины, - мечтал Моисей Симанович.
– Господи, как я соскучился по обыкновенной женской юбке!
– Вряд ли ты увидишь юбку на Марсе, - возражали ему. Здесь и женщины предпочтут ходить в штанах. Холодно и ветра!
– Кто-то подсчитал, что за жизнь целующийся с женщинами мужчина съедает около трех тонн губной помады, - вздыхал Симанович.
– Честное слово, парни, я бы с удовольствием сейчас полакомился килограммчиком или даже тремя! Ох и оторвусь я, когда мы вернемся на Землю!