Инспектор Золотой тайги
Шрифт:
– Это всегда успеется,— авторитетно сказал Кудрин, собирая бумаги.— Едем на место преступления, посмотрим, изучим следы, и вообще…
Зверев не мог знать подоплеки преступления, а потому свое участие в расследовании не счел обязательным. Сейчас его интересовало одно — состояние отчетности и дел на работающих приисках.
Пока Аркадий Борисович громовым голосом вызывал кого–то и отдавал приказания готовить лошадей и собираться, а вооруженные старатели, явно обескураженные, мало–помалу покидали гостиную, Зверев отозвал в сторонку Дарью Перфильевну.
– Полагаю,
– Ой, да милости просим! — деланно обрадовалась Мухловникова.— И то сказать, что вам сейчас делать здесь? Кудрин, поди, на цельную неделю допросы да писанину разведет. Его ведь хлебом не корми — дай только людей постращать… Жухлицкий–то вон уж к покойникам своим ехать навострился. Знать, пора и нам в дорогу.
– Ризер тоже с вами? — полюбопытствовал Зверев.
– Нет. Отсюда мы с ним врозь… Однако, едем, что ль?
Когда Алексей, договорившись с Мухловниковой встретиться через полчаса, направлялся к себе на квартиру, его догнал Турлай.
– Похоже, вывернулся Аркаша, вывернулся…— пробурчал он, подумал и добавил:— А хотя, как оно еще повернется…
ГЛАВА 13
Купецкий Сын, обещая Василисе принести мучки и кое–чего еще, рассчитывал сделать это лишь завтра к обеду или даже к вечеру. Однако обстоятельства сложились так, что уже незадолго до рассвета другого дня он, крадучись, приближался к окраине Чирокана.
Не решаясь сразу расстаться с безопасным пологом тайги и выйти на открытое место, Васька долго мыкался под черной стеной леса, прислушивался, усиленно пялился в темноту, вздрагивал от случайного скрипа дерева, хруста сучка под своей же ногой или долетавшего издали вздорного лая пса, должно быть увидевшего во сне что–то не то.
Ночь была так себе: на небе — вперемежку чернота облаков и прогалы со звездами; неподалеку — бормотанье реки, нескончаемое и однообразное и оттого временами как бы пропадающее напрочь; в вершинной хвое — шепелявый посвист ветра.
Да, ночь выдалась самая обычная, однако Васька отчаянно трусил. Но трусь не трусь, а идти все равно надо, и Купецкий Сын, еле слышно поскуливая от страха, засеменил к смутно угадываемым избам Чирокана. Через каждые двадцать — тридцать саженей он замирал на месте, пугливо вертел головой, после чего делал следующую перебежку. За спиной у Васьки круглилась довольно большая ноша, придававшая его сутулой фигурке страховидную злодейскую горбатость. Однако Купецкий Сын меньше всего догадывался о том, что ненароком мог бы вогнать в дрожь какого–нибудь доброго человека, а напротив — вывернись сейчас кто навстречу, у Васьки, наверно, вмиг бы душа рассталась с телом. Но, слава богу, на его пути любителей шастать по ночам пока не попадалось.
Наконец Купецкий Сын добрался до первых заброшенных развалюх на краю поселка, и тут его навостренные уши уловили приближающийся откуда–то сзади топот множества копыт. Васька обмер, прикипел подошвами к земле, потом бестолково засуетился, словно бы норовя метнуться сразу во все стороны. Уже стали слышны звяканье уздечек, покашливанье и приглушенные голоса людей. Купецкий Сын на отнимающихся ногах кое–как уковылял с дороги и повалился в какие–то пропахшие псиной чертополохи под остатками разломанного забора. «Узнали… выследили…— звенело в голове.— Смерть, смерть пришла…»
Лошади шли быстрым шагом, устало пофыркивая. Едва различимые всадники, покачиваясь, проплывали по звездам, черные, безмолвные, непомерно большие. «Пронеси, пронеси…» — беззвучно молил Васька, но тут двое, чуть поотстав от прочих, придержали коней, начали прикуривать.
– Ох и дух же там был! Досель мерещится, будто бы руки воняют,— огонек спички осветил лицо говорившего, и Купецкий Сын со страхом узнал Митьку Баргузина.
– Десять мертвецов в одной землянке, да еще столько дней пролежать — тут будет дух,— весело пропищал второй, вгоняя бедного Ваську в еще больший трепет,— то был Рабанжи.
– Хорошо, шурф оказался глубокий, а то покопай–ка на десятерых–то могилу.— Митька сплюнул и тронул с места.— Откуль там такая прорва мух набралась?
– А кровищи видел сколько набежало? — Лошади перешли на рысь, и голос Рабанжи стал удаляться.— На запах крови мухота как на сахар прет…
– Хлопотное дело — десятерых–то сразу…
– Не говори…
Если бы Рабанжи с Митькой специально задались целью запугать Ваську до икоты, они не достигли бы большего. Такого ужаса Купецкий Сын не испытывал с тех давних пор, когда увидел в пламени костра поднимающегося покойника. Поминутно озираясь и прижимаясь к заборам, словно тать в нощи, он прокрался к хибарке Кушаковых. Постучал в переплет окна, подождал и, подгоняемый страхом, забарабанил кулаком.
– Василь Галактионыч…— отворяя дверь, очумело бормотал не совсем еще проснувшийся Кузьма.— Ох–ох, в этакую рань… Вот не ждали!..
Василиса, в одной нижней рубахе, проворно вздула свечу и счастливо засмеялась, когда увидела Ваську с тугим мешком за плечами.
Купецкий Сын, бледный, оскаленный, с остекленевшими глазами, огородным пугалом стоял некоторое время посреди избы, расставив руки и мелко дрожа. Потом пришел в себя, живо скинул мешок, освободил его горловину, перетянутую сложенными в петлю веревочными лямками. В полумраке закопченной избенки особенно, аж ослепительно белой показалась превосходная крупчатка довоенного еще, должно быть, помола. Василиса ахнула, привычным движением взялась за щеки.
– Гос–споди, вот благодать–то!— прошептала она.
Купецкий Сын по локоть погрузил свою грязную лапу в муку, пошарил и извлек большую бутыль спирта, затем вторую.
– Истинно благодать,— сказал тут и Кузьма.
Васька, не поднимаясь с колен, поспешно вытянул зубами пробку и глотнул прямо из горлышка. Побагровел, вытаращился, белой от муки рукой начал делать отчаянные знаки. Пока Кузьма недоуменно промаргивался, догадливая Василиса мигом зачерпнула и подала воды. Васька припал к ковшу. Напившись, заперхал и обессиленно сел прямо на пол.