Инсталляция
Шрифт:
«Что с товаром?», задумался Гаврил. «Они его, конечно, припрячут так, что ни одна псина не вынюхает, но куда? Никитишна контактов не оставила… Аргх! Это всё имеет смысл, только если меня выпустят сегодня! Прухин, что ж ты именно сегодня вскочил, прыщ подкожный… К Никитишне, или лучше на «Долгие вязы»? Никитишна не факт, что будет знать, но узнает, но это время, да и стыдно вот так, дураком облапошенным, приходить… Откуда так дует?!»
Сидеть бы ровно до прихода следователя, но сквозняк пробирал до нервных колик. Гаврил подскочил, заметался взад-вперёд — шаг до стола, три шага
«Если хватит сил на решётку, не пролезу в это оконце… В дверь не проломишься, не в это время… Нашуметь? Заорать, что ли? А что сказать, когда придут? Гондрапин, скотина, кинул… Звонок попросить, как в фильмах? Но кому? Гондрапин? Озёрный, может… Нет. Пока лучший ход — ждать, когда угомонятся».
Круг за кругом, мысль за мыслью, а толку — как от пробежки в хомячьем колесе. Заметив краем глаза почерневшее окно, бомж понял, что кукует уже не первый час. Столько времени в дугу… Далёкий перезвон ключей заставил его облегчённо бухнуться на табуретку. Вторая дверь с натугой выдавила проём, тут же шваркнула обратно; в замке зашебаршил ключ. К столу прошёл рябоватый… — Гаврил глянул на погоны, — да, лейтёха, продребезжал стулом по полу и навалил поверх пожелтевших бумажек ворох своих, начав с деланным тщанием их изучать.
«Пусть нагнетает, зараза», ухмыльнулся бомж своему кривому и маленькому отражению в окне. Приятно было видеть дружеское лицо, хоть и своё собственное. «Не ментовка, а драмкружок какой-то…»
Молчанка тянулась, как хвост резинового кота, под шелест бумаги и мерзковатое поплёвывание на пальцы. Интерес на пёстром лице лейтёхи был таким искренним, будто он подменил дело распечаткой свежего романа Рассветова. Гаврил никогда не понимал, откуда такая шумиха вокруг этого писаки. Детективчики у него забористые, не отнять, но за что все эти внежанровые премии? В стране настолько обострился комплекс отсутствия нормальных классиков?
— Значит, так, Уваров, — вкрался в его мысли ровный голос лейтенанта. — Тебе сказочно повезло, у меня нет желания сразу начинать по-плохому, так что воспользуйся шансом и говори сразу. Усёк?
— Усёк, как не усечь, — пожал плечами Гаврил. — Только это, я не Уваров, начальник.
Лейтёха поднял на него серые, подавленные гневом глаза.
— Хреново начинаешь, Уваров.
— Нет, правда. Ты на фотокарточку глянь.
Рябой не без подозрения зарылся в бумаги, хлопнул вдруг по ним рукой, встал.
— Открывай! Кому сказал! Эй!
Зазвенели ключи, отворяя одну дверь за другой.
— Какого художества тут происходит?! — Дрожащими от гнева руками лейтёха сгреб бумаги под мышку и выскочил в коридор, не глядя на Гаврила. — Мне сказали, что Уваров здесь… Да как так?! Я же выбил эту пыточную себе!.. Дерьмо!
Крики удалились под лязг постепенно запираемых дверей, оставив бомжа наедине с его мелким злорадством. Хорошо, когда день воняет помойкой ещё и окружающим… Выждав немного, он слез с табуретки и продолжил осваивать пространство. Пошарил по этажерке, стенам, отыскал и обыскал вентиляцию,
«Они ж и добиваются, чтоб я на стенку полез. Маринуют, как свежего огурчика. Лучше, наверное, признать поражение и спокойно ждать, когда меня отсюда пинком под зад. Ничего у них нет на меня, и быть не может… А позвонить надо обязательно. Лучше Озёрному…»
Похоже, со всеми этими мыслями он задремал, поскольку не услышал, как в кабинет протиснулся очередной правоохранительный орган. Одутловатый, пожухлый, с затёртыми до мозолей веками.
— Иду на повышение? — ухмыльнулся Гаврил, признав в нём капитана.
— А, ты у нас, значит, умник, — отозвался тот, выкладывая на стол одну-единственную подмятую бумажечку. Сам упёр зад о край этого самого стола и воззрился на бомжа сверху вниз. — Стул двигаешь, как вздумается. Тебе здесь отель, что ли? Курорт?
— Мне…
— Да сиди уж, — отмахнулся капитан и снизил вдруг тон: — Как тебе тут?
— Скучно.
— По голове не били? А то двигаешь стулья, как ударенный…
— Может, мне всё-таки…
— Сиди! — При этом рука капитана как бы невзначай легла на заткнутую за ремень дубинку. Пёс Абсолюта и бровью не повёл, но за взглядом Гаврила проследил с явным удовлетворением. — Ты вообще каких будешь?
— Не понял?
— Ты умник, или дурачок? Или помочь определиться?
Гаврил сдержал улыбку. Как ни смешно изъясняются такие сфинксы, на деле они играют в извращённую игру «дай мне только повод». А что за повод — знает только сфинкс, хотя со стороны может показаться, что он понятия не имеет сам.
— Нет, начальник, помощь не нужна, — заговорил бомж как можно ровнее. — Если ты про сектантов и боевиков, я ни первых, ни вторых.
— Допустим, я поверил. Тогда, всё же, каких?
— А сам за себя. Думаешь, почему на улице обретаюсь?
— Интересно стелешь, Гаврила, — посмеиваясь, изрёк капитан. — Лечь бы я в такое не лёг, но посрал бы от души. Расскажешь, что делал на угнанной машине у «Волхвов»?
— Сам я не угонял — одолжил у Баньки, при куче, если что, свидетелей. Знаешь профессора? Если нет, у Прухина спроси, между ними какая-то история. Права у меня есть, спроси у своих орлов, которые потрошат сейчас мою сумку. Если вдруг случился конфуз, номер помню. А прикатил я к «Волхвам», потому как бензин был на нуле. Не слишком доходная станция.
— Доходная?
— Недобрые там люди, прижимистые. В «Долгих Вязах» мелочь стреляют куда охотней.
Капитан понимающе хмыкнул.
— Поэтому костюмчик?
Гаврил напустил на себя вид оскорблённого достоинства.
— Я, между прочим, интеллигент в третьем поколении! А что судьба так сложилась, от сумы и от… договаривать не буду. В общем, не зарекайся. Кстати, можно сделать пару звонков?
— Ты завязывай бал-маскарад, — как-то сразу помрачнел капитан. — И вставай.
— Эм?..