Инсталляция
Шрифт:
Туалет предусмотрительно пустовал. На месте писсуара — его бледные очертания на замусоленной стене, из трубы — ветхая тряпка, в зеркале — собственная перекошенная физеомордия. Провели!.. Подрезали на финишной прямой! Вот же…
— Сука!
— Кобель, — возразили из кабинки. От такого аргумента ярость Гаврила сдулась, как проколотый шарик. — Проходи, не стесняйся.
Голос незнакомый… Бомж подошёл к этой самой кабинке, третьей от входа и неуверенно дёрнул за ручку.
— Ты дурак? — высунулись из-под дверцы штопаные кроссовки.
Заперто. Тогда в соседнюю. Подумав, он закрылся изнутри.
—
От взгляда на заляпанный унитаз Гаврил замялся. Всё бы ничего, но костюм… Надрав побольше бумаги, он расстелил её по ободку и совершил аккуратную, вдумчивую посадку.
— Ух-х!
— Быстро расслабился.
— Да мокро тут…
— Это к лучшему. Ты, говорят, ищешь посылку от бабушки Гоблин.
— И многие говорят?
— Кто надо.
— Ну, так?..
— Псы Абсолюта пронюхали про сквозные пути. Как — непонятно. В тоннелях разыгралось локальное «Ну, погоди». Пришлось укрыться у подземных рогачей.
— Твою налево!
— Выбора не было.
— Они забрали товар в качестве оплаты, — даже не спрашивал Гаврил.
— Да… — помедлили из соседней кабинки.
— Ну и что мне с вами делать? Товар прогажен ещё до опоздания, которое, к тому же, объективно…
— Объективно? Спорное утверждение, корешок.
— Ты?! — встрепенулся бомж.
— Нет. Один из нас. Куда рогачи сплавили твой «товар», известно. Сегодня в десять пройдёт аукцион…
— Могу предположить, что будет гвоздём программы.
— Вот и молоток.
— В Чёртовой башне?
— А где ещё?
— Уточнять — не материться. Время подскажешь?
В капель разболтанных сливных механизмов вползло ленивое шуршание по карманам.
— Начало в десять. У тебя тридцать семь минут. Я бы поспешил.
— Я бы тоже, — встал Гаврил, отряхиваясь от клочков налипшей бумаги.
За стенкой прогремел водопад сливаемой воды. Когда бомж выбрался к умывальникам, из третьей от входа кабинки не торчало ничьих кроссовок, а дверца повисла на петлях, приоткрытая.
Бывает…
Чёртова башня пребывала на отшибе Полуострова, в пяти минутах трусцой от станции «Ампир». Некогда высочайшее сооружение Чернокаменска влилось в россыпь многоэтажного новодела, и теперь лучший вид на неё открывался с другого берега Каменёвки. Могучая, грубо отёсанная, с нахлобученной как колпак крышей из алой черепицы, Башня хмурилась на город застеклёнными бойницами и упрямо проседала по полсантиметра в год. Пожалуй, единственным её украшением был ободок чёрного гранита под знаменитыми часами — очередной причудой петербуржского архитектора. В первую половину дня часы ходят против часовой стрелки. Достигнув двенадцати, они пробивают один-единственный раз и продолжают путешествие уже по привычной часовой, дабы, показав двенадцать, возобновить свой утренний маршрут. Стрелки ещё ни разу не доходили до венчавшей циферблат «13», хотя конспирологи из-под теплотрассы поговаривали, что с каждым годом стрелки заползают за двенадцать ровно на полсантиметра.
Новые владельцы старались обходиться без электричества; даже сегодня свет в окнах был тусклый и подрагивающий. К парадному ходу активно подгребали всё новые аукционеры —
Он обошёл Башню переулками, стараясь не попадаться на камеры, и с удовлетворением отметил жизнедеятельность у входа служебного. Персонал, не снимая белых рубашек с бабочкой, разгружал фуру с какими-то коробками. Гаврил расстегнул сумку на плече, достал оттуда бабочку, которой сразу обвязался, сложил пиджак на дно и спрятал сумку под ближайшие кусты. Затем проскользнул в слепое пятно системы наблюдения, чтобы невозмутимо зашагать по отмостке Башни к работягам.
— Снизу! Кто так берётся… Ниже! — вырвалось у него при виде двух модно причёсанных гребешков; они тащили прямоугольный ящик, уцепившись за верхние углы буквально пальцами. Белокожие руки предсказуемо трясло, и груз резко повело на встречу с асфальтом…
Гаврил бросился не раздумывая и в самый последний момент припал на колено. Деревяха плюхнулась на подставленные ладони, не сдвинув и на полсантиметра.
— Видите? — перевёл бомж взгляд с одного горе-носильщика на другого. — Снизу надо держать. Давайте, сползайте руками. Только аккуратно, занозы в нашей стране пока не запрещены.
Парни сориентировались и, поднявшись вместе с ящиком, бомж отправил их в свободное плавание.
— Чё зырим? — поинтересовался он у остальных; те были только рады поводу увильнуть от тяжёлой работы. — Сколько у нас, пятнадцать минут до начала?
Раздав ещё ментальных пинков, Гаврил с довольным видом прислонился к двери. Кому какое дело, что придерживать её не надо? Делаешь вид — значит, делаешь что-то. Работа под его чутким руководством заспорилась. Разобрав остатки на раз-два, народ стёр пот со лба, сверился с часами на телефонах и поспешил внутрь. Те два гребешка задержались. Один достал причудливый футляр с одной-единственной металлической сигаретой, а второй принялся жалобно смотреть ему в рот.
— Антисанитария, — отрезал, попыхивая, приятель.
— У меня найдётся, — поднял руку Гаврил и извлёк из стратегического запаса обе сигаретки. — На.
— Обычная? — поморщился гребешок. — Опилки в смоле…
— Не хочешь — как хочешь, — отправил Гаврил за ухо одну.
— Хочу! — сам не ожидал собственного восклицания гребешок.
Гаврил тактично улыбнулся и угостил. Модник долго и прерывисто затягивался, прежде чем так же, спотыкаясь, выдохнуть:
— Забористая.
— Под забором и найдена!.. Шутка.
Гребешки покосились на него, но промолчали. Пришлось прикурить самому.
— Я в толк не возьму, — прошамкал Гаврил с сигаретой в зубах, — аукцион на носу, нельзя разгрузку пораньше организовать, что ли?
— Так вот почему фейса не узнаю, — протянул тот, который с металлической сигаретой.
— Новичок, — глубокомысленно добавил второй.
Гаврил выдохнул — да так, что поперхнулся. Курил он редко, и то по долгу службы, как сейчас.
— Звиняйте…
— Так заведено, — взялся пояснять первый, — экспонаты слишком важны, чтобы хранить их в Башне, а специальный грузовик возит их по каким-то безопасно-непонятным маршрутам.