Инструментарий человечества
Шрифт:
– Совет спрашивает не об этом, дитя и гражданин, – сказал лорд Редлэди. – Мы спрашиваем, что ты думаешь? Следует тебе жить или не следует?
– Вы хотите, чтобы я сам себя рассудил?
– Именно, парень, – ответил Бизли. – Ты знаешь правила. Ответь им, парень. Я сказал, что мы можем на тебя рассчитывать.
Резкое, приветливое, соседское лицо внезапно приобрело для Рода огромное значение. Он посмотрел на Бизли, словно никогда прежде его не видел. Этот человек пытался рассудить его, Рода, и он, Род, должен был помочь решить, как с ним поступить. Препарат от человека-змеи и хихикающая смерть – либо свобода. Род начал
– Я бы сказал: нет. Не позволяйте мне жить. Я не гожусь для этого. Я не могу говрить и слыжать. Никто не знает, какими будут мои дети, но расклад не в их пользу. За исключением одного…
– И что же это, дитя и гражданин? – спросил лорд Редлэди. Бизли и Таггарт наблюдали за ними, словно за последними пятью метрами скачек.
– Посмотрите на меня внимательно, граждане и члены совета, – ответил Род, обнаружив, что в такой атмосфере нетрудно выражаться церемонно. – Посмотрите на меня внимательно и не думайте о моем счастье, поскольку закон не позволяет вам судить о нем. Посмотрите на мой талант – на то, как я могу слыжать, на мой громоподобный способ говрить. – Род собрался с мыслями для последней авантюры и, пока его губы шевелились, произнося слова, плюнул всем своим разумом: – гнев-гнев,
– яростно-красный,
– кроваво-красный,
– огненный шторм,
– шум, зловоние, вспышка, грубость, горесть и ненависть ненависть ненависть,
– все тревоги горького дня,
– выползни, сосунки, щенки!
Это обрушилось на них разом. Лорд Редлэди побледнел и стиснул губы, Старик Таггарт закрыл лицо руками, Бизли выглядел так, будто испытывал ошеломление и тошноту. Когда комнату накрыло спокойствие, Бизли принялся рыгать.
Слегка дрожащим голосом лорд Редлэди спросил:
– И что это должно было продемонстрировать, дитя и гражданин?
– Может ли это стать полезным оружием во взрослом виде, господин?
Лорд Редлэди посмотрел на двух своих коллег. Они произносили слова с каменными лицами; если они и говрили, Род их не слышал. Последнее усилие стоило ему всей телепатической мощи.
– Давайте продолжим, – сказал Таггарт.
– Ты готов? – спросил лорд Редлэди Рода.
– Да, господин, – ответил Род.
– Я продолжу, – сказал лорд Редлэди. – Если ты понимаешь свое дело так, как видим его мы, мы перейдем к решению и, приняв его, немедленно убьем тебя либо немедленно освободим. Если случится последнее, мы также вручим тебе небольшой, но драгоценный дар, чтобы вознаградить тебя за учтивость, которую ты продемонстрировал совету, ведь без учтивости невозможно настоящее слушание, без слушания невозможно надлежащее решение, а без надлежащего решения не может быть ни справедливости, ни безопасности в грядущие годы. Ты это понимаешь? Ты согласен?
– Думаю, да, – ответил Род.
– Ты действительно понимаешь? Ты действительно согласен? Речь идет о твоей жизни, – сказал лорд Редлэди.
– Прикрой нас, – велел лорд Редлэди.
Род начал было спрашивать как, но затем понял, что приказ был отдан вовсе не ему.
Человек-змея ожил и тяжело задышал. Отчетливо произнес старые слова, со странным понижением голоса на каждом слоге:
– Высокий, мой лорд, или максимальный?
Вместо ответа лорд Редлэди поднял правую руку вертикально вверх, так, чтобы указательный палец смотрел в потолок. Человек-змея зашипел и эмоционально приготовился к атаке. Род почувствовал, как по коже побежали мурашки, затем волосы у него на затылке встали дыбом, и наконец все ощущения пропали, осталась только невыносимая настороженность. Если это и были мысли, которые человек-змея посылал за пределы фургона, ни один случайный прохожий не смог бы подслушать решение. Об этом позаботилось бы ужасающее давление неприкрытой угрозы.
Три члена совета взялись за руки и словно уснули.
Лорд Редлэди открыл глаза и едва заметно качнул головой солдату-змее.
Ощущение змеиной угрозы исчезло. Солдат вновь принял неподвижную позу, устремив взгляд вперед. Члены совета обмякли за столом. Казалось, они не в состоянии или не готовы говорить. Они выглядели запыхавшимися. Наконец Таггарт с трудом поднялся на ноги и, тяжело дыша, сказал Роду:
– Дверь там, парень. Иди. Ты гражданин. Свободный.
Род начал благодарить его, но старик вскинул правую руку:
– Не благодари меня. Это долг. Но помни: ни единого слова, никогда. Ни единого слова об этом слушании. Иди.
Род бросился к двери, проскочил в нее и оказался в собственном дворе. Свободный.
Мгновение он ошеломленно стоял.
Милое серое небо Старой Северной Австралии катилось низко над головой; это был уже не странный свет Старой Земли, где небеса предположительно вечно сияли синим. Род чихнул, когда сухой воздух коснулся его ноздрей. Одежда холодила кожу: из нее испарялась влага; Род не знал, была ли это атмосфера фургона или его собственный пот. Здесь было много людей и много света. А запах роз казался далеким, как другая жизнь.
Плачущая Лавиния стояла рядом с ним.
Род начал поворачиваться к ней, когда общий вздох толпы заставил его оглянуться.
Из фургона вышел человек-змея. (Род наконец понял, что это был всего лишь старый театральный фургон, из тех, в которые он сам входил сотни раз.) Земная униформа выглядела воплощением богатства и порока среди пыльных комбинезонов мужчин и поплиновых платьев женщин. Зеленая кожа казалась яркой на фоне загорелых лиц севстралийцев. Солдат отдал честь Роду.
Род не отдал ему честь в ответ. Он просто смотрел.
Быть может, они передумали и послали за ним смешок смерти.
Солдат протянул руку. В ней лежал бумажник, материал которого напоминал кожу тонкой, инопланетной выделки.
– Это не мое, – запинаясь, пробормотал Род.
– Это – не – твое, – ответил человек-змея, – но – это – дар – который – тебе – обещали – люди – внутри. – Возьми – его – потому – что – для – меня – здесь – слишком – сухо.
Род взял бумажник и сунул в карман. Какое значение имел этот подарок, когда ему подарили жизнь, глаза, дневной свет, ветер?