Инсуху - маралья вода
Шрифт:
– На Казанколе?
– Ну… Под этим кедром стояли. Дерево-то тогда маленько моложе было… Ну и я состарился. Э-ээ, сколько времени прошло. Много…
Неожиданное сообщение Сыркашева об отце взволновало Костю. Он долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок. Как во сне, вспомнилась ему последняя встреча с отцом. Перед отправкой маршевого батальона Брянцев ночью забежал домой. Костя проснулся и увидел склонившегося над ним отца. Отец молча поцеловал его полусонного, накрыл одеялом и ушел. Так рассказывала мать. А Косте казалось, что именно так помнит
Сон сморил ребят. Алексей Иванович сидел у костра. Костя поднялся, сел с ним рядом. Точно продолжая уже начатый с кем-то разговор, Сыркашев тихо проговорил:
– Тогда с одним парнем у нас беда и случилась. Все вернулись, его нет. Вечер пришел - нет. Ночью гроза началась, ну страсть какая. Будто вся тайга и горы загорелись,- Алексей Иванович покачал головой.
– Где искать человека. Петр Андрианович говорит мне: "Надо искать. В беду попал, однако, как оставить. Разве можно до утра ждать". Всю ночь искали. Нашли ведь. Заблудился парень. Совсем в другую сторону пошел. А тайга велика. Э-ээ, куда мог зайти…
Сыркашев прикурил от костра погасшую трубку.
– Вот он какой был твой отец. Никогда в беде другого не оставит. Всегда поможет. Три лета с ним ходили.
Он повернулся к Косте.
– Ну, спи давай. Ночь-то уже прятаться начинает. Алексей Иванович подсушил над костром узагат - мягкую лесную траву. Она заменяла ему портянки. Переобулся. Наложил в костер дров.
Костя уже уснул. Старик осторожно коснулся рукой его головы, погладил рассыпавшиеся светлые волосы, вздохнул.
На востоке разлилась белесоватая мгла, предвестница утра. В лучах утренней зари загорелась на северо-востоке яркая Венера. Где-то далеко-далеко, на горном болотце протрубили журавли.
Ночь ушла за горы. Начиналось утро.
В горах первыми встречают солнышко вершины; потом деревья, забежавшие на высоту по склонам гор. Но вот поднялось солнышко над хребтами, глянуло в долину, в которой расположились путники, и щедро разбросало по влажным от ночной росы травам алмазную сверкающую россыпь.
В эту минуту, когда можно было полными пригоршнями черпать с травы все существующие на свете драгоценные камни-самоцветы, и проснулся Олег. Он открыл глаза и увидел рядом с собой, на валежнике, бурундука, одетого в нарядную шубку, с пятью черными красивыми полосками, похожими на бархатинки, врезанные в шкурку, которые, как рассказывается в сказке, оставил ему медведь своей когтистой тяжелой лапой. На кончике каждой шерстинки переливался огнями крохотный камень-самоцвет.
Бурундучок чуть шевельнул усиками, и на их кончиках вспыхнули алмазы.
Олег протянул руку. Алмазы погасли. Бурундук соскочил с валежинки, сел и, повернув мордочку к Олегу, небоязливо смотрел на него.
Олег приподнялся. Тогда длиннохвостый зверек побежал. Олег вскочил, бросился за ним, сбрасывая с высокой травы камни-самоцветы. Ему захотелось поймать и приручить этого забавного полосатого зверька.
А юркий бурундук то скрывался, то показывался снова. Иногда, словно поджидая
Наконец, полосатый зверек выбежал на опушку, юркнул на сосну и уселся на сук невысоко от земли.
Упрямый Олег полез за ним…
Ребята проснулись и, не увидев Олега, решили, что он уже на речке, и тоже пошли купаться.
На речке Олега не было.
– Пасется на ягодках, - сказал Петя.
– На подножный корм перешел.
Мальчики выкупались в холодной, обжигающей тело воде, полежали на утреннем солнцепеке, выстирали белье и вернулись на стан.
В ведерке уже варилась и вкусно пахла похлебка из рябчиков.
– А где же Олег?
– спросили ребята.
– А разве он не с вами, - в свою очередь удивился Сергей Петрович.
– Оо-ле-е-ее-г!..
Вдалеке застрекотала сорока. Темно-бурая прожорливая кедровка, распахнув черные с золотым отливом крылья, пролетела мимо ребят, наполняя утренний лес резким неприятным криком.
Гера зычно крикнул:
– О-лл-е-ее-г!
Сыркашев прислушался к лесному эху, виновато сказал:
– Вот беда, маленько сон сморил. Эка старость-то… Худо. Не видел, куда парень ушел.
– Может быть Олег где-нибудь оставил знак, - встревоженно и сердито проговорил только что вернувшийся с охоты Сергей Петрович.
– Надо как следует, внимательно осмотреть все кругом. Искать сейчас следы, труднее, солнце согнало росу.
– О-леее-е-г…
Никто не отзывался на крик.
Ребята взяли с собой Тыма и углубились в лес.
В том же направлении, как и в первый раз, снова застрекотала сорока.
Замолчала.
Прошло несколько минут. Знающая все лесные новости белобокая болтунья опять заговорила скороговоркой на своем птичьем языке.
– По пустому эта не болтает, - заметил Сыркашев.
– Привычка у нее такая. Все летает да высматривает, что в тайге делается. Всем рассказать охота, что видела, про себя-то не любит держать.
К сорочьему стрекоту в той же стороне присоединился и громкий лай Тыма.
Сыркашев поднялся.
– Пойдем, смотреть надо. Собака не на зверя лает. Голос веселый.
В лесу перекликались ребята. Эхо отзывалось на их голоса и замолкало. Сергей Петрович и Сыркашев встретились с ребятами на лесной поляне. Они тоже спешили на голос Тыма.
– Да вон же он сидит!
– вскрикнул Петя.
– Вон на полянке.
Под старой толстой сосной, вскинув вверх морду, сидел Тым и помахивал пушистым хвостом.
Сверху из густых ветвей долетел жалобный голос:
– Р-е-ее-бяя-та, здесь я. Сними-и-ии-те, пожалуйста, меня. Сам я не мо-о-гу-у.
Под сосной раздался дружный хохот. Среди ветвей, зацепившись курткой за сук, висел в воздухе Олег. Одной рукой он держался за верхнюю ветку. Гера крикнул: