Инсургент
Шрифт:
– Что за товар?
– Не спеши. Все узнаешь в свое время. Проблема одна – они, компаньоны мои предполагаемые, с другой стороны барыжат. Бывшие мои дружки это. Поднялись в Киеве до самых небес благодаря войне и клоуну у власти. Так вот – они с той стороны, а ты будешь с этой. Мостик сделаем через речку кровавую, и она станет молочной с кисельными берегами.
– Рисковое дело, Царь, а если разоблачат? К стенке поставят за измену Родине.
– Откупимся. Это частная армия, а не советская, не ссы. У «Девяти Одинов» главное – брэнд и логотип, а не родина… И звон монеты для них гимн. Они берега теряют, когда бабло утекает. Патриот за лаве – не патриот. Зеркальное отражение
– Да помню я, ты рассказывал. Они тебе по наследству достались от твоего бухгалтера. Ты его завалил вроде.
– Да, я ж говорю, и сувенир на память оставил. «Крысил» он у пацанов, теперь щелкает только когда я пальцем двигаю. Товар утаил. Ты не из таких… Забирай их.
Царь кинул счеты прямо в руки Сицилийцу. Тот ловко перехватил бухгалтерский аксессуар на лету, и недоверчиво пощупал гладкие костяшки на подарке Царя. Верилось с трудом, что звенья на спицах, филигранно отшлифованные, имеют столь чудовищное происхождение…
– У твоего подельника на той стороне такие же будут. Он их из «живого контейнера» сделал. Пароль это, усек? А что за контейнер – там сам смекнешь! Сведем счеты с упырьками красноперыми и с барыжатней питерской, что нам тут «горбатого слепили» и думают, что мы повелись…
Глава 2. Сказочный оркестр
Этой ночью накрыла бессонница. И все же Годин уснул. Засыпал на снотворных и периодами проваливался в дрему до полудня. В двенадцать дня с выстрелом башенного орудия дворецкий-мажордом в расшитом бисером камзоле с манжетами и в пышном «петровском парике» подал на серебряном подносе поздний завтрак.
После овсянки и яиц всмятку с небольшой булочкой, смазанной маслом, Годин сбросил с себя вычурный барский халат, голым прошел в рабочий кабинет с узорной золотой лепниной на потолке и там оделся.
Глядя на себя в зеркало, нарядившийся в свой парадный смокинг с орденскими лентами и высшими государственными наградами страны, полученными им закрытыми указами за подписью Президента, Зиновий Годин был весьма собой доволен. Но эйфория обычно длилась недолго. Нервическую натуру ничем не исправить! Сев з стол с малахитовыми канцелярскими аксессуарами с двуглавыми орлами Годин еще раз прослушал запись, полученную им от агента.
Это был разговор высокопоставленных генералов, сенаторов и глав субъектов Федерации, которые все это время натравливали его на конкурирующий клан, уверяя свой Инструмент, коим они считали Година, что вся эта возня никак не повлияет на отношение к нему главы Государства, что Верховный, мол, сам устал от опростоволосившихся военных и спецслужбистов и давно готов к инициации коррупционных дел. «Нужен лишь импульс!» – так они говорили. Но где они теперь? А вот где – в этой диктофонной записи!
Смысл беседы сводился к тому, что Зиновий зарвался, много о себе возомнил, что действует спонтанно, не согласовывая свои шаги ни с кем, что зашел слишком далеко…
– Я зашел слишком далеко!? – негодовал вслух Годин, – Да я из-за вас топчусь на одном месте! Все эта аппаратные закулисные интриги – это растянутая на годы белиберда! Я – Годин! И я даю вам
– Он настроил против нас не только министра и начальника генштаба, но и военпром, поставщиков! Даже элитные части. Он что думает, что кумир у всех!? С его то хабалистой оценкой и обвинениями в некомпетентности. Всех под раздачу!… – неистовствовал его куратор из военной разведки, выдающий себя за друга его структуры, – Он диктует Верховному, кого снимать, кого назначать! Разваливает, а не созидает. Хочу – выполню приказ, не хочу – нет! Что он о себе возомнил?! У нас же не базар? Если поступил приказ переподчиниться и замкнуть ЧВК на министерство – значит нужно выполнять! Иначе – это путч! Миссию свою он выполнил!
– Не базар!? – заочно дискутировал Годин, – А что!? Самый что ни на есть базар, рыночные отношения! Игра на повышение уже идет. Время перемен! Моя армия выросла в десять раз! Значит я стою больше! Больше вас всех! Кто вы такие?! Хотите остановить паровоз, в топку которого подбрасывали поленья? Поздно. Я вам не машинист! И не стрелочник! И не пассажир! Я – огонь в топке. И мне мало жару! Ваш план разбинтовать «мумии» не сработал! Престарелые трусы оказались смелее и дальновиднее вас! Бюрократия съела инициативу! И теперь вы трясетесь за свои никчемные жизни! Списать меня!? Хер вам!
– Да, проблема Зиновием поднята и растиражирована по нашей просьбе, – согласился еще один «влиятельный друг», губернатор, – Но он перегибает палку. Никто не сомневается в патриотизме Зиновия и его рвении на благо страны, но благими намерениями вымощена дорога в ад, и он призывает нас идти той же дорогой. А там может быть и погибель. Нужно подождать. А ему успокоиться.
– Подождать, пока меня спишите в утиль? Пока лишите силового актива!? Пока не превратите в попрошайку? – Годин сбросил чернильницу со стола и сбил свечи с канделябра. – Я решаю! Я – инсургент! Путч так путч! Революция! Назовете ее мятежом только, если она не удастся. Я иду! И меня никто теперь не остановит, потому что я сам по себе, а не инструмент для интриг! Я не выполняю чужих миссий, у меня своя миссия! Я больше никого не спасаю, каждый за себя!
Его амбиции простирались выше, гораздо выше тех пределов, которые ему назначили мнимые кукловоды. Чертовы заговорщики с мозгами без горизонтов. Безмозглые генералы, которых он обвел вокруг пальца! Причем пальца без фаланги! Они без краев не потому, что слабо видят и плохо прогнозируют, а потому что их края – лишь старт его дистанции. Они не привыкли идти ва-банк и рисковать всем. А он может и будет! Он никого не боится!
Его мечты никогда не были маниловскими, они являлись планами. Даже его сказки были пророческими, а он их придумывал сам. В них он всякий раз спасал «короля» будучи лилипутом, обитающим на люстре. Обладая волшебной флейтой, его протагонист мог превратить властителя в великана, а мог уменьшить до таракана и заставить плясать под свою музыку.
Одна из выдумок Зиновия Година, впоследствии изданная им отдельной книгой, называлась «Инсургентики». Эту сказку он давным давно рассказывал на ночь свои детям, дочке и сыну, распластавшись на огромной кровати между ними. Каждая глава являлась автономной и представляла из себя законченную историю с хеппи-эндом.
Сюжет был незамысловат и, возможно, списан, с подобных сочинений для детей с намеками для взрослых. Он был многосерийным и поучительным. Симпатия рассказчика к главному герою, не смотря на весьма скромные его параметры, прослеживалась отчетливо. А король, хоть его и спасали, был немощным и престарелым персонажем, подобным шахматной фигуре, которая не обладает никакой силой без ферзя.