Интеллидженсер
Шрифт:
— Я затаиваю дыхание.
— Я поговорил с милашечкой в нашем лондонском отеле. Он слышал некоторые шепотки о де Толомеи.
— И?.. — спросила Кейт, когда Эдвард попыхтел сигаретой.
— Как и ты, он слышал, что де Толомеи подвизается на черном рынке, что через его руки прошли многие вещи, кража которых освещалась очень широко. Но твой клиент хотел получить представления о вкусах де Толомеи. Он занимается картинами и скульптурой всех эпох. В основном — высшего класса. И он коллекционирует, но опять-таки без упора на определенную страну или эпоху. Единственная последовательность, какую я смог обнаружить,
— Какого?
— Юдифь. Один из наиболее детализированных этюдов к «Юдифи, обезглавливающей Олоферна» Артемисии.
Кейт припомнила эту жутковатую картину маслом. Многочисленные художники Возрождения и барокко писали картины на тему библейской истории Юдифи, красивой вдовы-еврейки, которая убила ассирийского полководца, готовившегося уничтожить ее город. Толкование Артемисии было почти бесспорно самым кровавым, самым исступленным, и некоторые историки искусства объясняли это тем, что она незадолго до написания картины была изнасилована. Они высказывали мнение, что так она дала выход скрытой ярости и потребности в мести.
— Интересный выбор, — сказала Кейт.
— Мой психотерапевт предположил бы, что де Толомеи зол на кого-то или что-то.
Кейт кивнула — самой себе. У нее уже возникло такое подозрение.
— А теперь насчет завтрашнего аукциона, — продолжал Эдвард. — Догадайся, чья фамилия значится в списке?
— Де Толомеи, верно?
— Вот и нет. Он отказался. Но в списке имеется еще одна фамилия, возможно, тебя заинтересующая.
— Черт, хватит жеманиться. Чья?
— Твоя.
— Что-о?
— Благодаря любезности некой мисс Арианы Вандис. Ты значишься как ее гостья. И она?
— Моя соседка по комнате в колледже, — ответила Кейт, вспомнив, что утром отправила Ариане голосовое сообщение с вопросом, найдется ли у нее время встретиться завтра вечером. — Вообще-то чудесно, но каким образом мне удастся…
— Терпение, дорогуша. Ты же во мне не сомневаешься?
— Ни в коем случае.
— Отлично. В Риме через пару дней намечается частное, но знаменательное событие в мире искусства. И де Толомеи, по моим сведениям, там будет.
— Какое?
— Предельно эксклюзивное.
— Открытие новой галереи?
— Нет. Я же сказал: предельно эксклюзивное.
— Какая-нибудь благотворительность со скоплением звезд?
— Экс-клю-зив-ное!
Застонав, Кейт сдалась и иронично пробурчала:
— Пивная вечерушка в местном диско?
— О-очень смешно! — Затем медленно и эффектно Эдвард спросил: — Ответь, от чьего приглашения в Вечном городе никто никогда не откажется? Даже сверх головы занятый миллиардер?
— От приглашения Папы.
— Вот именно! И благодаря мне ты тоже его получишь.
— Ты — Божий дар. Как ты умудрился?
— Ну пожалуйста! Тебе ли не знать! Истинная леди свои заветные секреты не открывает никому и никогда.
СРЕДИЗЕМНОЕ МОРЕ — 8 ЧАСОВ 45 МИНУТ ВЕЧЕРА
В двадцати километрах к востоку от Мальты «Надежда» медленно крейсировала, убавив скорость с тринадцати до семи узлов. Несмотря на густой вечерний мрак, она готовилась расстаться со
Судовая лебедка нацеливалась прямо на ящик, и штурман потянулся к свисающему с нее тросу. Он ухватил тяжелый стальной захват, безмолвно упрекая шкипера за это устрашающее поручение.
Руки его не слушались. Дрожали, скользили от пота. Соберись. Скоро все будет позади. Удерживая захват левой рукой, правой он собрал четыре небольшие защелки на канатах, обматывавших ящик, и, остерегаясь толкнуть ящик, соединил их.
Отступил на пару шагов и поглядел по сторонам. За правым бортом он увидел подходящую к «Надежде» узкую яхту. Все навигационные огни на ней были погашены. Окружающий мрак нарушали только фосфоресцирующие голубые круги, опоясывавшие ее корпус над самой водой.
Несколько минут спустя два судна уже двигались параллельно с одинаковой скоростью, разделенные лишь несколькими метрами. Штурман снова обернулся к ящику. Судовой механик управлял лебедкой — вращал рычаг, чтобы смотать трос и поднять ящик в воздух. Ящик медленно оторвался от палубы.
Тишину ночи разорвал металлический скрип. Трос заело, и ящик, дернувшись, повис неподвижно.
Штурман глотал ртом воздух. На него навалилась тошнота. Но ничего не произошло. Ни громового удара, ни огненной ревущей вспышки.
Механик продолжал орудовать рычагами, и штурман вздохнул с облегчением — ящик, внушавший ему такую паническую гадливость, поплыл прочь от него к носу яхты. Там четыре матроса уже готовились принять его. Наблюдая, как они отцепляют трос, штурман вглядывался в их лица. Очень спокойные. Очевидно, никто не предупредил их о грозном содержимом ящика, подумал он, не зная, пожалеть ли их за такую неосведомленность или позавидовать ей.
Яхта сделала поворот и исчезла в ночи, штурман глубоко вздохнул и на мгновение закрыл глаза.
Другие глаза оставались открытыми. Глаза, которые никогда не закрывались. Американский спутник-шпион, направляясь в вышине по своей орбите к Персидскому заливу, зафиксировал в десятках цифровых фотографий перегрузку ящика. Почти мгновенно фотографии были превращены в электронные импульсы и лучом отправлены вверх на спутник связи, паривший в космосе. Несколько секунд спустя спутник связи передал их вниз в ничем не примечательные здания на юго-востоке Вашингтона (округ Колумбия), в комплекс из бетона и кирпича, с окнами односторонней прозрачности и оградой из колючей проволоки, который, как было известно посвященным агентам, принадлежал HACK — Национальному агентству по съемкам и картографии. И именно там, в штаб-квартире отдела HACK по анализу и обработке, электронные импульсы перегрузки ящика присоединились к колоссальной сводке геокосмической информации, полученной за эти сутки, — сводке настолько непомерного объема, что лишь какая-то доля ее будет вообще проанализирована кем-то из тысяч сотрудников отдела.