Интеллидженсер
Шрифт:
РИМ — 12 ЧАСОВ 06 МИНУТ НОЧИ
Чуть в стороне от Тибра в самом сердце старого Рима широкая улица прорезает лабиринт кривых средневековых проулков. Спланированная Донато Браманте для Папы Юлия II булыжная виа Джулия обстроена средневековыми палаццо, одно из которых — рыжевато-желтое здание с барельефами на фасаде — принадлежало Луке де Толомеи.
В спальне на верхнем этаже де Толомеи, удобно расположившись в кресле, разговаривал по телефону.
— Что-нибудь с прослушки Кейт Морган? — спросил он своего помощника.
— Один звонок, синьор. Примерно час назад она говорила с подругой, молодой женщиной в Лондоне, о том, что она будет на аукционе
— И все?
— Да, все, синьор. — Поколебавшись, помощник добавил: — Видимо, большинство разговоров она ведет по мобильнику.
— Ах вот как! — пробормотал де Толомеи, не скрывая раздражения. — А с этим есть какие-нибудь продвижения?
— Не совсем. Нам еще не приходилось сталкиваться с такой системой защиты в мобильной связи. Алгоритмы…
— Просто сообщите мне, когда у вас будет что-то новое.
— Будет сделано, синьор. Что-нибудь еще?
— Приготовьте «Гольфстрим» к короткому полету завтра с утра.
— Будет сделано. Спокойной ночи.
Положив трубку, де Толомеи встал и извлек из стенного шкафа черный чемоданчик. Раскрыл на кровати и начал укладывать в него те немногие вещи, которые могли понадобиться ему во время краткого посещения Лондона.
НЬЮ-ЙОРК — 7 ЧАСОВ 34 МИНУТЫ ВЕЧЕРА
Самолет Кейт на Хитроу вылетал через несколько часов. С открытой косметичкой в руке она оглядывала полки в ванной, проверяя, не забыла ли чего-нибудь.
— Ты же не в джунгли собираешься, — ворчала она про себя. — Все это можно купить и там.
Задернув молнию сумки, она кинулась назад в спальню, чтобы перепроверить содержимое чемодана на кровати. Меньше чем через час ее будет ждать Макс на вертолетной площадке в Верхнем Ист-Сайде, но прежде ей необходимо повидать еще кое-кого. Взяв трубку телефона у кровати, она набрала такой знакомый номер.
Через пять гудков ее самый близкий друг Джек в Мара хрипло отозвался:
— А?
— Ой, извини! — сказала Кейт, сообразив, что разбудила его. Он был писателем и жил по своему расписанию. — Спи дальше, милый.
Ответом послужило нечто среднее между стоном и мурлыканьем.
— Пока, Джек. Позвоню попозже.
— Нет-нет, — сказал он почти нормально. — У тебя странный голос. Что-то случилось? Хочешь приехать?
— Э, да. Если можно.
— Я тебя встречу. Мне все равно пора было вставать. Привези мне кофе с двойными сливками.
— Обязательно… Спасибо, Джек.
Еще со школы Джек был для нее как родной — братом, которого у нее никогда не было, единственным, у кого она могла искать эмоциональной поддержки. Как и Кейт, он был единственным ребенком, рано остался без отца и рос тихим и серьезным, с постоянным легким ощущением вины и грусти. И еще страха — отец Джека, полицейский, был убит при исполнении служебных обязанностей, а в то время, пока отец Кейт поднимался все выше по иерархической лестнице прокуратуры США, предъявляя обвинения все более опасным преступникам, угрозы в его адрес и телохранители становились все более привычными. В детстве и она, и Джек постоянно испытывали смутную тревогу из-за окружающей обстановки, и их потянуло друг к другу, едва они познакомились.
Десять минут спустя, с кофе для Джека в руке, она уже шла по Второй авеню, катя за собой чемодан. Дул сильный ветер. Ветви деревьев бешено сотрясались, а волосы Кейт метались у нее перед глазами, мешая видеть. Небо было странного серо-сиреневатого цвета с оранжевой подсветкой, и низко скапливались черные тучи. Надвигался еще один весенний ливень.
Слева от Кейт ряды старинных особняков, теперь чаще ресторанов, подпираемые сзади длинношеими
— На ней было… что-о! — вскричала в трубку особа в густом макияже, одетая по последнему крику высокой моды.
Кейт продолжала свой путь, только-только не закатив глаза.
Перейдя Пятьдесят девятую улицу, она поднялась по лестнице под тентом к трамвайной остановке и через турникет прошла в красный подвесной вагончик до Рузвельт-Айленд. Глядя в окошко на мост Куинсборо, параллельный канатной трамвайной системе, она следила за сотнями устремляющихся мимо нее красных задних фонарей. Припустил дождь. По крыше забарабанили крупные капли. Последние пассажиры влетели в двери, и несколько минут спустя, шаркая подошвами, вошел водитель трамвайчика и начал короткий переезд через Ист-Ривер.
Трамвайчик проплыл над Второй, Первой и Йоркской авеню. Кейт крепче уцепилась за поручень, завороженная блеском городских огней за дождевыми струями.
Ярко освещенный, смахивающий в профиль на рыбу-меч Крайслер-билдииг скрылся позади них, и они заскользили над водой. Повернувшись, Кейт посмотрела в окна напротив, выискивая взглядом Джека, который жил в многоквартирном доме на северной оконечности острова. Тротуар по краю западного берега был пуст. В отличие от аллеи, которая вела оттуда к трамвайной остановке. Там она различила быстро шатающую одинокую фигуру. Вагончик соскользнул по канату к своему причалу, и Кейт с нетерпением ждала, чтобы двери открылись.
Заношенный матросский свитер и джинсы плотно облепили Джека, с носа у него скатывались капли. Твердое бледное лицо с невзрачными чертами, темные волосы, не длиннее щетины на его подбородке, и крепко сбитое тело триатлета — ничего примечательного. Но его голубые глаза сияли ярко — и так красиво! — на фоне унылого вечера. Кейт подбежала к нему, он крепко ее обнял, и, растаяв в утешительности, хотя и не мягкости, его объятия, она расплакалась.
Через ухоженный сквер они рука об руку направились к набережной и остановились у парапета лицом к Верхнему Ист-Сайду. Перед ними быстро струилась река, теплый весенний дождь пропитывал их насквозь. Рука Джека обнимала Кейт, и она прижалась головой к его плечу.
— Что случилось? — спросил он ласково. — Уж не помню, когда я видел тебя такой.
Она вытащила из кармана маленькую карточку.
— Прислали сегодня. С букетом лилий. Касабланка лилий, таких же, какие мне посылал Рийс.
Повернув карточку под свет фонаря, Джек вполголоса прочел:
— «Тик-так, тик-так, огненный смерч, руки-ноги летят — и любви смерть! Расскажи, что чувствуешь, держа расплавленную руку?»
Джек ошарашенно обернулся к ней.
— Черт дери!
Воспоминание о том, что Кейт увидела в гробу Рийса, образ, который ей в конце концов удалось изгнать из сознания, преследовал ее каждую ночь больше года после его смерти. По окончании похоронного обряда у закрытого гроба Кейт осталась в помещении одна. Вопреки предостережениям брата Рийса — он был неподалеку, когда взорвалась убившая Рийса граната, — она приподняла крышку, подчиняясь непреодолимой потребности проститься с ним, как бы он ни выглядел. Это было ошибкой. То, что она увидела, превзошло самые худшие ее ожидания. Ничего, кроме обгорелой руки с костью, торчащей там, где было его плечо. Синяя материя рукава расплавилась, слилась с его растрескавшейся почернелой костью, и золотое кольцо, ею для него заказанное, свисало с фаланг обугленного пальца.