Интеллидженсер
Шрифт:
— Куда вы?
— В Гринвич. Королева желает поиграть в карты.
— В карты, милорд?
Эссекс со смехом пристегнул к поясу шпагу в инкрустированных драгоценными камнями ножнах и спустился к Темзе.
Королева дала прозвище своему любимцу «Дикий Конь», и Фелиппесу оставалось только гадать, какое из достоинств молодого графа заработало ему эту кличку.
— Думаю, у меня есть то, что вам требуется, сэр.
Фелиппес в недоумении прищурился на шпиона.
— Сведения для доклада
— Это… интересно, Бейнс. Но излишне. Я же объяснил, чего от тебя жду. Используй обвинения, которые я тебе показывал. Только и всего.
— Но я не слышал…
— Ну, добавь что-нибудь про Хариота, если тебе так хочется, — буркнул Фелиппес. Затем что-то вспомнил. Донесение другого своего осведомителя. — Укажи, что Марло считает Моисея всего лишь фокусником… причем ставит его куда ниже Хариота.
Бейнс кивнул. Фелиппес нахмурился.
— Так не пойдет. Напишем сейчас же. — Оглянувшись на дверь, он крикнул: — Тереза!
— Чего изволите, сэр? — спросила она, возникнув на пороге.
— Принеси нам бумагу, чернильницу и перо.
Фелиппес затем поднялся в хранилище на втором этаже за копией допроса Кида, а также доносами других осведомителей, которые собрал. Вернувшись в залу, он сказал:
— Обязательно включи худшие из этих показаний.
Бейнс прижал ко лбу кончики пальцев правой руки.
— Озаглавить… озаглавить… — Посмотрел на Фелиппеса и сказал: — «Записка, содержащая мнения некоего Кристофера Марло касательно его суждений о религии и Слове Божьем»?
Фелиппес покачал головой.
— Пресно, Бейнс. Добавь «кощунственных» мнений и «поношение Слова Божьего».
Бейнс макнул перо в чернила и написал. Затем начал читать обвинения Кида.
— Говорит, что Марло высмеивает Святое Писание, придумывает доводы в опровержение того, что говорили пророки и святые.
— Напиши, что он говорит, будто Новый Завет скверно написан, что он сам мог бы написать куда лучше. Затем…
Бейнс яростно писал.
— …что он называет Христа байстрюком, а Деву Марию — блудней.
— Но, сэр, это же…
— Хочешь разделить его судьбу?
Бейнс неохотно подчинился. Затем поднял голову.
— По-моему, я слышал, как он называл протестантов… черт! Как он…
— Ослами.
— На самом деле, сэр, слово вроде было «лицемеры».
— Ну так лицемерными ослами!
Поглядев через плечо Бейнса, Фелиппес добавил:
— Непременно сказанное о Христе и Иоанне Евангелисте, только не так деликатно. Пиши, что он назвал их… делившими ложе.
— Кстати, сэр, поговаривают, что он… что он кладет глаз на… э…
— Что-что? — нетерпеливо переспросил Фелиппес.
— На мальчиков, сэр.
— Великолепно. Как будто ты не совсем уж безнадежен, Бейнс, — отозвался Фелиппес. — Да, и сделай заключение посильнее.
Подняв перо, Бейнс прикидывал, шевеля губами.
Фелиппес смотрел в окно. Пару минут спустя он сказал:
— Когда вручишь это главе комиссии, не забудь сказать ему, что Марло находится в Скэдбери-Хаусе, кентском поместье Тома Уолсингема.
— Его арестуют так быстро? Я думал, вы…
Фелиппес пожал плечами.
— Если он еще не завершил свои розыски, так Топклифф получит от него все необходимые подробности. Пожалуй, лучше нам самим их завершить. Марло всегда был самоволен. Я не вполне ему доверяю.
Роберт Поули злился.
Тереза Рамирес все не шла.
Он расхаживал, ожидая ее, около арены для травли медведей. Судя по последнему бою часов, который он слышал, миновало более получаса после полудня — времени их встречи. Черт бы ее побрал!
Однако когда она появилась, и он увидел выражение ее лица, все было забыто. Так Тереза улыбалась, только если ей удавалось подслушать то, что ему особенно требовалось.
19
САУТ-БАНК, ЛОНДОН — 9 ЧАСОВ 14 МИНУТ УТРА, НАШИ ДНИ
Открыв бутылку с водой, Кейт посмотрела поверх нее на Ариану.
— Ничего, если я позвоню?
— Конечно, — сказала Ариана, поднялась на Вестминстерский мост и облокотилась о парапет.
Час назад они встретились в Сент-Джеймсском парке и пробежали по Променаду королевы — деревянному настилу вдоль южного берега Темзы — до Лондонского моста. Возвращаясь, они остановились у Вестминстерского моста возле одного из многочисленных ларьков купить воды.
— Доброе утро, — сказал Медина.
— У меня новости, — сообщила ему Кейт, глядя через реку на сказочные шпили, венчающие Биг-Бен и здание Парламента.
— Выкладывайте.
— Ну, я последовала вашему совету заглянуть в конец, и выяснилось, что Фелиппес продолжал присовокуплять донесения и после смерти Уолсингема по меньшей мере до тысяча пятьсот девяносто третьего года. С последней страницей у меня возникли затруднения, но предпоследняя — от мая девяносто третьего, — кажется, написана самим Кристофером Марло.
— И о чем?
— Видимо, Фелиппес поручил Марло разобраться в деятельности одной елизаветинской торговой компании, «Московии» — первом в Англии акционерном торговом предприятии. Марло установил, что один из главных ее заправил снабжает оружием берберийского пирата — в прямое нарушение закона — в обмен на богатства с Востока. Он добавил, что сможет установить его личность в ближайшие дни. Но в том-то и соль. Марло погиб в том месяце, и я не могу не думать…
— Что он был убит из-за своих открытий? — перебил Медина. — Купцом, пытавшимся избежать разоблачения?